За день до прибытия в Гаджипур Ромеш сказал Чокроборти:
— Знаете, дядя, я считаю, что Гаджипур не подходящее место для человека моей профессии, поэтому я решил, что лучше сойти в Бенаресе.
Уловив в тоне Ромеша решительные нотки, старик, смеясь, проговорил:
— Не годится каждую минуту менять свои планы — ведь это самая настоящая нерешительность! Ну, так как же: теперешнее ваше желание ехать до Бенареса можно считать окончательным?
— Да, — коротко ответил Ромеш.
Не сказав больше ни слова, старик ушел к себе и принялся собирать вещи.
— Вы сердитесь на меня сегодня, дядя? — заглянув к нему, спросила Комола.
— Ссоры происходят чуть ли не по два раза в день, а одержать победу мне так и не удалось ни разу, — проворчал старик.
— Почему вы все утро убегаете от нас?
— Вы, мать, затеяли бегство куда дальше, чем я, так зачем же называть беглецом меня?
Комола смотрела на него, не понимая, в чем дело.
— Так Ромеш-бабу тебе еще ничего не сказал? — проговорил Чокроборти. — Ведь решено, что вы едете до Бенареса.
Это известие Комола встретила полным молчанием.
— Дядя, позвольте, я уложу вам чемодан, — после небольшой паузы сказала она.
Чокроборти серьезно был огорчен тем безразличием, с которым отнеслась Комола к его сообщению. «Так, пожалуй, и лучше, к чему в моем возрасте заводить новые привязанности», — с горечью думал он.
Тем временем явился Ромеш. Он пришел сообщить Комоле, что они едут до Бенареса.
— Я тебя искал, — сказал он ей.
Комола продолжала разбирать и укладывать вещи Чокроборти.
— Мы теперь не поедем в Гаджипур, Комола, — продолжал Ромеш, — я решил практиковать в Бенаресе. Что ты скажешь на это?
— Я поеду в Гаджипур, — не поднимая глаз от чемодана Чокроборти, ответила ему Комола, — и уже уложила вещи.
— Ты что же, одна поедешь? — пораженный ее решимостью, спросил Ромеш.
— Почему, там живет дядя, — проговорила Комола, нежно посмотрев на Чокроборти.
Услышав это, дядя в замешательстве воскликнул:
— Ты проявляешь ко мне такую благосклонность, мать, что Ромеш-бабу скоро начнет смотреть на меня косо.
Но девушка повторила:
— Я еду в Гаджипур.
Никогда еще не бывало, чтобы Комола высказывалась так свободно, не считаясь с мнением других.
— Ну, хорошо, дядя, в Гаджипур, так в Гаджипур, — сказал, наконец, Ромеш.
В ночь после бури луна светила особенно ярко. Сидя В кресле на палубе парохода, Ромеш думал о том, что дальше так продолжаться не может. Комола взбунтовалась, и это грозило с течением времени сделать его жизнь совершенно невыносимой. Невозможно, живя вместе, оставаться чужими друг другу людьми. Надо покончить с этим. Ведь Комола действительно моя жена; я ее принял как свою жену. Глупо было бы смущаться тем, что мы не произносили установленных обетов. Сам Яма тогда принес ее ко мне на песчаный остров и связал нас брачными узами. Разве есть в целом свете жрец могущественнее его?
