В девять часов вечера Ромеш и Комола отправились на вокзал в Шиялдохо. Пробирались кружным путем, — извозчику было приказано ехать переулками. Когда экипаж поровнялся с одним из знакомых нам домов в Колутоле, Ромеш высунулся из окна и с жадным вниманием оглядел его. Ничего здесь не изменилось, все оставалось попрежнему. Он вздохнул так тяжко, что разбудил задремавшую было Комолу.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ничего, — ответил Ромеш и, усевшись поглубже, продолжал путь в молчании.
Комола снова прислонилась к спинке экипажа и моментально заснула. За те несколько минут, рока они проезжали по Колутоле, присутствие Комолы вдруг сделалось для Ромеша невыносимым.
На станцию они прибыли во-время и заняли купе второго класса, заранее заказанное Ромешем. Устроив на одном из диванов постель для Комолы, он спустил пониже абажур и обратился к девушке:
— Ложись, Комола, тебе уже давно пора спать.
— Как поезд тронется, так и лягу. А пока разреши мне немножко посидеть у окна, — попросила Комола.
Ромеш согласился. Тогда, натянув на голову покрывало, она уселась на краешек дивана возле окна и стала смотреть на заполненную толпой платформу. А он устроился на среднем сиденье, рассеянно поглядывая по сторонам. Когда поезд начал набирать ход, Ромеш неожиданно вскочил с места, — бегущий по платформе человек показался ему знакомым.
Комола тоже заметила этого человека и разразилась веселым смехом. Выглянув из окна, Ромеш увидел, что запоздалый пассажир, невзирая на протесты железнодорожного служащего, на ходу прыгнул в вагон, оставив при этом в руках противника свой шарф, за которым снова протянул руку, уже свесившись из вагонного окна. Тут Ромеш ясно разглядел незнакомца и убедился, что это Окхой.
Комола еще долго хохотала, вспоминая эпизод с шарфом.
— Уже половина одиннадцатого, — обратился к ней Ромеш. — Мы давно едем, ложилась бы спать.
Девушка послушно улеглась, продолжая все время смеяться, пока, наконец, не заснула.
Но Ромешу было не до веселья. Он хорошо знал, что Окхой коренной калькуттский житель и в деревне у него нет никаких родственников. Куда же, в таком случае, может он так спешно ехать, да еще как раз сегодня ночью? Совершенно очевидно, что он преследует его, Ромеша.
При одной мысли, что Окхой появится в его родной деревне и начнет наводить там справки, а это немедленно вызовет всевозможные толки в кругу его друзей и врагов, юношу охватило сильное беспокойство. Вся история могла принять очень неприглядный вид. Сердце его тоскливо сжалось, едва он представил себе, какие разговоры и пересуды поднимутся в их деревне. В таком большом городе, как Калькутта, всегда можно затеряться, потонуть, но маленькая деревушка подобна мелководью, — достаточно малейшего толчка, чтобы вызвать в ней настоящую бурю. И чем больше раздумывал над этим Ромеш, тем тяжелей становилось у него на сердце.
