– Мы понимаем, но…
– Главное – время…
Потом опять был дворец. Тот же самый зал со статуей Птицы Дзу. То же гнусное ерничанье диктатора. Но Кунан уже терял терпение. Земляне молчали, и Звездоликий сорвался.
– В камеру этих мокриц! – завизжал он, ударив Лаврушина пухлой ладошкой по щеке. – Посмотрим, чья возьмет!
Запасу психологической прочности наступал предел. Последующие события Лаврушин и Степан воспринимали, как в полусне. Лед на стекле, отделяющем их сознание от окружающего мира, все нарастал. Он налегал всей тяжестью и грозил обрушиться и погрести под собой души землян.
Опять был «мамонт». Опять тесная кабина для перевозки арестованных. «Мамонт» заурчал мотором и выполз из гаража.
* * *
Офицера звали Тункан ин Кур. Это был необъятных размеров, пузатый служака. Он любил поесть, выпить, поухаживать за цветами в пригородном доме в поселке «тигров», охраняемом по первому разряду. Он любил жену и детей. Он неуемно предавался трешу – жвачки с легким наркотическим действием, от чего его десны почернели. Такие люди, не обремененные излишними комплексами, не отягощенные дурными переживаниями, не привыкшие трепетно всматриваться в звездное небо и задумываться о сути сущего, готовы на любую работу. Лишь бы свободное время жить спокойно – с трешем, пивом, розами, в кругу семьи. Ну и что – «тигр»? Ну и что – тюремщик? За это платят хорошие деньги, и не Тункану ин Куру, сыну чернорабочего с оружейного завода, морщить нос при этих словах.
Он сидел в «мамонте» на жестком сиденье. Его волосатые лапы лежали на рукоятке автомата, и мощное скорострельное оружие под этой лапой казалось несерьезным, ненастоящим, игрушечным. Он развалился, приспустив молнию комбинезона, и сосредоточенно жевал треш.
Время от времени Тункан ин Кур брезгливо поглядывал на пленников. Они не вызывали у него ничего, кроме закономерного чувства омерзения. А как еще можно относиться к врагам самого Звездоликого? Сколько он их видел, прошедших через застенки – жалких, избитых, раздавленных, потерявших человеческий облик. Но были и несломленные, до конца упрямые, гордые, с прямым взором встречающие муки и смерть. Они считали, что это хорошо – быть героями. Но они были просто дураками, ибо только дураки могут пытаться вычерпать сапогом море или доплюнуть с площади Равенства до верхушки Святилища Дзу.
Против кого идут, недоноски? Против самого Кунана – благодетеля Джизентара, возродителя имперской славы и святых основ древней религии! Нет, они не имеют права на жизнь. Смутьяны, враги великого вечного города, – всех их к ногтю. Он без жалости давил гусеницами бронеходов своей роты их убогие деревянные домишки в глубинах Дикого Леса. Он давил их самих, их жен, не щадил и их детей – змеиных отродий, с молоком матери впитывающих неправедные мысли. Они – враги. И нет ничего позорного в том, чтобы быть «тигром». Наоборот – почетно быть «тигром». Уютно быть «тигром». А еще лучше – быть офицером «тигров»!
