Нереальная реальность | страница 45



– Мы заключаем соглашение?

Ответь Лаврушин «нет» – им не прожить и пяти минут. В доводах Друвена было свое рациональное зерно. Он вел торг умело и предлагал выгодные условия. Он был уверен, что гости ответят согласием. Поэтому не удивился, когда Лаврушин произнес:

– Заключаем.

– Обсудим детали.

– К вашим услугам.

– Завтра завершится первый этап обработки. Вас снова повезут к Звездоликому. Если не договоритесь с ним, будет второй этап.

– Какой?

– На ваших глазах станут убивать людей.

– Что?!

– Химера совести. Самая опасная из химер, – сказал Друвен. – Особенно сильна она на Тании. И в этом ее слабость.

– И сила.

– Нет, только слабость… Вы ответите диктатору отказом. Вас повезут обратно. По дороге я вас вызволю.

«Уже второй, кто обещает нас вызволить, – подумал кисло Лаврушин, вспоминая высокомерного офицера четвертой ступени, провожавшего их в «Мамонте». – Это планете кишмя кишит доброжелателями».

Друвен напоследок оглядел землян с ног до головы с изучающей бесстрастностью врача, а скорее – паталогоанатома и предупредил:

– Не вздумайте играть со мной. Это не выгодно ни вам, ни Содружеству. До встречи.

– Пока, – прошептал Лаврушин по-русски.

Дверь за советником затворилась, и земляне оставались наедине с телеэкранами. И все пошло своим чередом. Вновь накатывали мягкие морские волны. Идиллия прервалась очередным визгом – эту жертву со вкусом и смаком пытали электротоком.

– Когда это кончится? – через полчаса благим матом заорал Степан, затыкая уши.

И тут по спине Лаврушина побежали мурашки. Он почувствовал в камере чужое присутствие. Присутствие чего-то жуткого и ирреального. И понеслась телега по ухабам.


* * *

Может быть – хотя верится с трудом – чудес не бывает. Может быть, как утверждают некоторые наивные и самонадеянные полуразумные индивидуумы из рода обремененных научными званиями гомо саппиенсов, любое чудо всего лишь жалкое проявление каких-то жалких неизвестных законов. Только вот когда тебя касается нечто неведомое и зловещее, об этом как-то забывается. И чудо воспринимается именно так, как должно – как ЧУДО.

Послышался резкий щелчок, будто ударил хлыст.

Экраны и лампы выключились. Перестал шелестеть кондиционер. По комнате поползло зыбкое вязкое фиолетовое марево. Тишина после «стерильной обработки» вовсе не радовала. За ней скрывалось нечто куда более худшее.

В комнате несколько секунд царила фиолетовая полутьма. А потом все предметы засветились бледным сиреневым светом. Он был неустойчив, как огонек зажигалки на ветру. Он мерцал. Постепенно становился сильнее. По стенам пошли полосы – бессистемные, будто развлекался пьяный светотехник. Они все убыстрялись и убыстрялись. Запахло озоном. Послышался электрический треск.