В окне скопились облака, до самой набережной - серые, а там - подцвеченные солнцем у горизонта. Это было приглашение в сюжет - продуманный драматургией просвет, где можно выйти на поверхность сна, в богатство солнечных пересечений... А там герой не может быть один - он или с теми, или с той, кто его славит, как в каламбуре о Геракле. Там начинались жанровые развилки. И там он мог попробовать понять, что происходит с киномиром.
Время у него еще было, и он стал прислушиваться к своему времени. Слух не подвел: он понял, что Гераклом его не звали, и Роландом тоже. И что герои больше подвигов не совершают. Он стал думать, решив, что это теперь именно то, что здесь требуется, - и скоро понял, что опять теряет капитал. Поступки ткань сюжетного движения, а мысли не имеют экранного эффекта. Значит, решил он, ему нужны чувства. Нужны не фразы или монологи, а хриплые крики в закадровую пустоту. Не походка и стать, а мимика и взгляд. Нужны не пространство и время - а жизнь: некий круг, по которому мифологический ветер завьется вокруг его фигуры, стоит только ей стать в этот круг, и заведет сезонное кружение пейзажей - весенний, летний, осенний и зимний, - являемых в актерскую игру малым кругом ее времяобращения. И все там негромко, неброско но гулко и значимо; еще и потому, что все как будто можно вернуть обратно, положить на место, с которого снял, сменить на что-нибудь другое... Но это миф, обратного движения нет. Вот здесь был риск, и надо было хорошо подумать, скрывая от камер свое состояние, что нужнее герою: киногенично прожитая жизнь или хорошая игра. Бытие или мастерство.
На этой развилке он приостановился, и его долго не было видно проезжающим камерам. Поговаривали, что он спился в самом начале карьеры, поэтому из него ничего не получилось. По другой версии - начал принимать героин, губительный для киножизни стимулятор героизма, и стал проваливать все роли еще на доэкранной стадии работы. Говорили, что он связался с девками, погряз в дешевом порно. Еще говорили, что он неудачно женился, и все дело в этом. А в общем-то никто о нем особенно не размышлял: подумаешь, минутный просверк в двух запоминающихся кадрах. Хотя минута киновремени - хороший средний капитал, с которым ему обеспечено безбедное существование на разворотах глянцевых журналов; хотя скорость и находчивость, с которыми он набрал свой капитал, обнаруживают в нем недюжинный потенциал, - мир так быстро и бесповоротно менялся, что в нем мгновенно пропадали звезды и не такой величины.
