— Ну, рассказывайте, как же вы живете? — спросил он.
— Я?.. Что ж, я всегда живу хорошо.
— То недомогание, которое вы тогда почувствовали на концерте, совсем прошло?
— Да ничего и не было-то. Просто отвыкла я от людей. Ну и в зале было очень жарко. — Она помолчала, потом спросила: — Главное… как вы то себя чувствуете?
— Вполне прилично.
— А когда вы были последний раз у доктора?
— Эдак с неделю назад… я, право, забыл когда. Вообще я бываю у доктора раз в месяц.
— А таблетки все еще глотаете?
— Н-да… они мне очень помогают.
Будто сомневаясь в эффективности нитроглицерина, Кора покачала головой, но как-то неестественно, словно плохая актриса, разыгрывающая сожаление. Затем она подошла к его креслу, — глаза ее, необычно расширенные, казалось, молили о снисхождении.
— Мы с Дэвидом вчера долго говорили о вас.
— Да? — добродушно протянул он, глядя на нее снизу вверх.
Темно-коричневое платье — в тон глазам — оттеняло нежный цвет ее щек, на которых сейчас играл легкий румянец. От ее участия ему вдруг стало не по себе, особенно когда она с живостью добавила:
— Вы же знаете, как мы любим вас… и мы оба так за вас волнуемся. Очень уж много вы работаете, куда больше, чем нужно. Мы считаем, что для вашего же блага, — тут она быстро перевела дух, — лучше бы вам отдохнуть как следует.
— Что значит «как следует»? — с улыбкой спросил он.
— Ну, — снова мучительная, нервная пауза, — совсем уйти от дел.
Он был так удивлен, что даже слова! не мог вымолвить. Немного придя в себя, он сказал:
— Дорогая моя… и в такое-то время… вы советуете мне бросить газету?
— Да, что ж поделаешь.
— Но ведь я только что выдержал борьбу не на жизнь, а на смерть, именно за то, чтобы сохранить ее.
— Вы выиграли. Это правда. Вы показали себя. Не сдались. Это замечательно. Так вот, воспользуйтесь этим. Ведь они дадут вам столько денег… куда больше, чем в тот раз обещали. — Она взяла его руку с ласковой улыбкой, которая тут же исчезла, и губы ее задрожали. — Отдайте вы эту газету… право, так будет лучше… для вашего же здоровья… и для всех вообще.
Генри поразила не столько эта неожиданная просьба, сколько скрытая настойчивости в ее тоне, и он насторожился. Неужели есть какая-то связь между ее посещением и письмом Смита? Обеспокоенный, он отвел глаза. Не мог он заставить себя рассказать ей про письмо, но и думать плохо о Коре тоже не мог; все же он спросил ее:
— У вас, надеюсь, нет никаких неприятностей?
Она вздрогнула — но ведь это могло быть и от удивления.
