Когда мать Голубы умерла, Велимир пожалел девочку и взял ее к себе в дом.
Теперь она из костлявой, худосочной сироты, какой была в детстве, превратилась в цветущую нежным первым цветом девушку. Спокойная и послушная, Голуба смотрела на все, что окружало ее, своими внимательными и непривычными для этих мест карими глазами — наследие матери. Сплетенная из красно-белых нитей полоса перехватывала чистый, чуть смугловатый лоб и слишком темные для местных жителей волосы — опять же напоминание о ее матери, попавшей сюда из дальних мест. Тихая и сноровистая, она ловко управлялась в доме Велимира, помогая вести хозяйство.
Перешагнув через порог, Чеслав подошел к столу, уселся на широкую лавку и бросил взгляд на родимые стены. Каким бы лесным бродягой он ни был, а возвращение в это жилище всегда наполняло его какой-то теплотой и благостным спокойствием. Эти темные бревенчатые стены, пропитанные за многие десятилетия дымом очага, были для него сродни пуповине, что связывала его с давними предками, давшими жизнь ныне живущему роду.
Еще в детстве ему казалось, что если хорошенько напрячь слух, то можно услышать голоса всех, кто когда-то жил в этом доме: прадедов, прабабок и… матери, которых он никогда не знал. Особенно эти голоса пугали и в то же время притягивали маленького Чеслава ночью, когда всё и все вокруг погружались в сон и ночную тишину. Тогда малейший звук, скрип, шорох казался ему тайным словом, значение которого он порой пытался разгадать еще долго, пока, борясь со сном и умаявшись, засыпал.
С острым чувством сопричастности к этому родному мирку Чеслав отметил, что за его, пусть и недолгое, отсутствие в доме ничего не изменилось. Даже паук, верный служка духа и хозяина их жилища — Домового, неподвижно зависший на своей паутине под жердями крыши, и тот был ему привычным и почти родным. Тем более что их дому он служил исправно, старательно истребляя назойливых мух, комаров и всякую кровососущую мошкару.
Проворно хозяйничая у очага, Голуба поставила перед Чеславом миску с кашей и положила ломоть ржаного хлеба. Юноша жадно накинулся на еду.
— А где отец?
— Они с Ратибором частокол осматривают. Скоро уж придут. — Голуба поставила на стол кувшин с квасом и тихо добавила: — Велимир сердился очень, что ты уехал, ничего не сказав.
Неожиданно паук, до этого, казалось, бесстрастно взиравший на все происходящее в доме своими крохотными глазками-бисеринками, дернулся и, проворно перебирая лапками, побежал по паутине, пока не скрылся в темном углу-убежище. Со двора донесся шум, а затем мужские голоса. Вернулись Велимир с Ратибором.
