Ткань повествования | страница 3
— Это была ее идея, — сказала она.— Я ни о чем ее не просила.
— Какая идея?
Она посмотрела на меня внимательнее, и я снова увидел в ее глазах ту смутную жажду. Жгучую жажду. Желание полыхало в ней жарким огнем. Я почувствовал, как забилось сердце.
— Вы сестры? — спросил я, только бы прервать тревожное молчание.
Она ответила не сразу. Потом лицо ее напряглось.
— Я ее компаньонка. Платная компаньонка.
— О. Наверное, это… — Я забыл, что собирался сказать.
— Вы не обязаны со мной разговаривать. Это была ее идея. Я ей ничего не предлагала.
Мы сидели в неловком болезненном молчании, я тупо таращился на нее, она смотрела в темноту за окном. Затем женщина повернула голову, и в ее глазах заблестел свет уличных фонарей.
— Она все время говорит, — произнесла она.
— Что?
— Все время говорит.
— Забавно, — я неловко улыбнулся, — в смысле, называть это разговорами. То есть…
— Я уже не вижу ее рта, — продолжала она. — Ее рот — руки. Я слышу, как она разговаривает руками. У нее голос словно скрипучие шестеренки, — Она судорожно вздохнула. — Господи, сколько она болтает.
Я сидел молча, разглядывая ее лицо.
— Я никогда не разговариваю, — сказала она. — Я все время с ней и не произношу ни слова. Всегда — тишина. Я удивляюсь, когда слышу, как люди говорят по-настоящему. Я удивляюсь, когда слышу, как я сама говорю по-настоящему. Уже не помню, как это делается. Такое чувство, что вот-вот забуду вообще все, что знала о звучащей речи.
Она говорила нервно и быстро, в какой-то непонятной тональности. Голос взлетал от низкого сипения до высокого фальцета, в особенности оттого, что она пыталась говорить шепотом. И еще в нем звучало нарастающее волнение, которое стало овладевать и мной: словно в любой миг что-то внутри ее могло взорваться.
— Она никогда не оставляет мне времени для себя, — рассказывала она, — Она постоянно рядом. Я все время говорю ей, что хочу уйти. Я тоже немного владею языком глухонемых. И говорю ей, что хочу уйти. А она плачет и стонет, говорит, что убьет себя, если я уйду. Господи, ужасно наблюдать, как она умоляет. Мне делается дурно. Потом я начинаю ее жалеть и не могу уйти. Она снова счастлива, как ребенок, ее отец дает мне прибавку и отправляет нас в очередное путешествие, в гости к каким-нибудь родственникам. Отец ненавидит ее. Он бы с радостью от нее избавился. И я ее ненавижу. Но кажется, она обладает над нами какой-то властью. Мы не можем с ней спорить. Нельзя же кричать руками. А просто закрыть глаза и отвернуться, чтобы больше не видеть ее рук, недостаточно.