На носу у каймана | страница 80



Вернулась в Асунсьон шестнадцатилетней девушкой, тут Лусиано увидел ее и влюбился как сумасшедший. У его родителей была небольшая кофейная плантация в Кантильо. Истинный крестьянин, он никогда не учился, хотя был наделен умом, который помогал ему понимать девушку. Теперь она вспоминала, что ее дядя, да и его родители были против их брака, и все же он настоял на своем. После свадьбы молодую женщину поджидало новое испытание — Лусиано, бывший на несколько лет старше ее, оказался очень страстным, ненасытным, и поначалу Мария Хулия очень страдала, но потом научилась понимать мужа. И теперь ей казалось, что первые годы после свадьбы они любили друг друга.

На третий год у них родилась дочь, но Лусиано по-прежнему был ненасытен, ей даже говорили, что в Лос-Льянос у него есть любовница, к которой он частенько захаживает. Видимо, одной женщины ему было мало. Однако Мария Хулия никогда не заговаривала с ним об этом: во-первых, потому, что боялась, а во-вторых, не знала, вдруг люди врут.

— Мария Хулия! — крикнул он снова в бешенстве.

— Иду-иду, не кричи так!

— Я тебя спрашиваю, а ты молчишь! Где дочка?

— Не знаю, наверное, пошла к врачам, что приехали в Асунсьон, — сказала Мария Хулия дрожащим голосом.

— Неправда! Я ж тебя предупреждал, чтобы она никуда не ходила со двора, не сказавшись, — не утихал Лусиано.

— Но она уже взрослая…

— Чепуха! Какая там взрослая! Теперь просидит дома целый месяц и носа за порог не высунет!

Он едва сдерживал ярость, с искаженным лицом грыз сигарету, а потом с силой швырнул ее из окна.

Мария Хулия знала, что, если дело касается Марии Эухении, к мужу лучше не подступаться.

Она очень боялась рожать, и не самих родов, а того, что у нее родится девочка. Ведь Лусиано днем и ночью твердил, что вот будет у него сын, и он научит его ездить верхом, держать в руках мачете, взбираться на кокосовую пальму, плавать и ходить по горам. Он с такой уверенностью, с такой убежденностью говорил это, что она и подумать не могла, что будет, если родится девочка.

Когда родилась дочь, повивальная бабка Фелисия долго не осмеливалась сказать об этом отцу. Но в конце концов, никуда не денешься. Лусиано выслушал ее, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Девочка? — Голос его прервался.

Фелисия робко кивнула.

— Девочка! — словно все еще не веря, повторил он, повернулся, широко шагая, вышел из дому, сел на лошадь и галопом умчался в ночь. Потом Мария Хулия узнала, что поскакал он в Лос-Льянос.