Я отрицал все.
Кажется я выскочил... Мне казалось, что дела мои неплохи, но я все-таки ни в чем не был уверен. На втором допросе я сам писал показания и, конечно, только то, что я хотел показывать. Боясь испортить дело какой-нибудь ошибкой, я постарался сократить свои показания.
«Вы мне скажите откровенно», обратился я к моему следователю, — «вы меня повернете на Мхи, или нет?»
«Нет, за что же». Ответил он смеясь. «В таком случае я показал все».
«Ну хорошо, на суде разберут». На этом мы расстались. Врет или нет? Этот вопрос решить было нельзя. Ракитин и трое из нашей камеры были xoрошие примеры.
Герутц продолжал быть настроенным очень оптимистически и заражал этим меня. И-в совсем запутался и даже нам начал врать. Из 11-ти человека кандидатами на расстрел у нас считались: Герутц, я и И-в.
Завтра суд...
Белая ночь... Не спится... В голове готовятся фразы, ответы, оправдания, доказательства... Хочется конца, но хочется и жить.
Настало утро... Мы сошлись в уборной.
Движения нервные, голоса неестественны, на лицах натянутые улыбки. Попытки шутить.
Я решил: на суде я сажусь ближе к окну. Прочтут смертный приговор. — В окно! Там пускай достреливают, Есть хоть один шанс уцелеть. И приготовился: взял нож, деньги, компас. Надел две цветные рубашки, чтобы переменить костюм, засунул в карман запасную кепку. Это было все, что я мог сделать, для подготовки к побегу.
Зал суда... Посередине, на возвышении стол, покрытый красной скатертью, сбоку — маленький для секретаря, внизу — наши скамейки.
Суд открытый. В зале 2-3 слушателя.
«Встать — суд идет!»
Три судьи. Среди них мой следователь. Сторон не было.
Суд начался...
Часа три продолжался допрос. Затем задавали отдельные вопросы. И перерыв.
Мы обменялись мнениями. Казалось, все идет хорошо.
После перерыва нам было предоставлено последнее слово.
Очень хорошо, разбивая обвинение, говорил Герутц. Совершенно заврался И-в. Нес ужасную чепуху дезертировавший из красной армии и перешедший к белым, молодой деревенский парень: он «нечаянно» прошел около 60-ти верст... Судьи смеялись.
Я говорил очень коротко, избегая резкостей, и не касаясь сущности дела. Все равно никого не убедишь...
Суд удалился на совещание.
Нервы сдали... Каждый думал свою думу. Но вот наши головы поднялись. Послышались отдельные фразы... Сначала шопотом. потом начался разговор. Казалось опасаться нечего.
Прошло пол часа... Час... Что-то долго... Взяли сомнения.
А за ними пахнуло и смертью. — Секретарь прошел к конвою. Конвой усилился и толпой вошел в зал. Что-то не ладно...
