«У меня нет ничего. Карты я не видел, местности не знаю... выведет на большевиков и сласть»... Или... «Стукнет, потом покажет большевикам, что убил контрреволюционера, пытавшегося бежать и тем создаст себе положение»... Так думал я.
«Провокатор... Говорили, что бывший офицер, контрреволюционер, никого не знает, а тут в самом опасном месте, останавливается и разговаривает с каким-то красноармейцем»... Так думал он...
И создалась психология двух бродяг... Закона не было, осталась совесть. Она боролась с логикой... И победила...
«Большевицкий агент... подведет... убить его, пока не поздно»... Рассказывал он мне потом про свои мысли в те минуты.
«Но совесть заговорила... жаль стало»...
Покурив и отдохнув мы двинулись дальше... и, чем дольше мы шли, тем сильнее становились мои сомнения... Озеро, которое мы должны были, по словам крестьян, обойти с его западной стороны, мы обошли с восточной и, вместо леса, нам пришлось идти по совершенно открытой местности...
Но вот настал кризис... Мы выскочили прямо на красных...
Оказалось, что мы находимся шагах в 50-ти от дороги, по которой вразброд двигалась колонна... И мой Иван Иванович полным ходом начал убегать от них...
Полегчало. Провокатор не будет убегать... Теперь оставалось только дойти.
Уверенности, что нас не заметили, у нас не было никакой, и, поэтому, нужно было уходить... И поскорей...
Мы шли из последних сил, но упрямо, упорно, без отдыхов и остановок.
Картина переменилась. — Я взял у Ивана Ивановича компас и повел его.
Уверовав в него, я заставил его интуитивно поверить мне.
Так мы шли до полной темноты, т.е. до того времени, когда погоня, если б она и была, уже не могла бы идти по нашим следам, которые были отчетливо заметны на проломленном льду в болоте и по сбитому инею на траве.
Наконец, первый день кончен...
По нашему подсчету до белого фронта оставалось еще верст 30-40. А это, по болоту, очень много.
Остановились. Развели костер... Иван Иванович снял свой мешок, вытащил оттуда котелок и еду... Скипятили воды, выпили советского чаю и закусили «шаньгами» — полуржаными северными лепешками...
Отдых был и физический, и моральный... Отдыхали не звери, а люди...
Природа заставляет людей приспосабливаться к ней... Север выучил его жителя жить в природе круглый год...
Для ночлега Иван Иванович вырубил сырой ствол, разрубил его вдоль и в половинках выдолбил нечто вроде корыт, затем развел два костра шагах в 5-ти друг от друга, дал им разгореться и покрыл их корытами. Сырой ствол долго не загорался и тепло от костра не уходило вверх, а стлалось по земле.
