Мы познакомились с рабочими. Это были ветераны производства, участники трех революций, заслуженные люди. В трудное для города время они снова пришли к станкам.
- Спасибо, сынки! С такими героями, как вы, устоим перед любым супостатом, - благодарили нас рабочие.
Во время нашей беседы прозвучала команда "На взлет!".
- Счастливо! Я подожду тебя, сынок, - обратился один из гостей к Петру Олимпиеву.
Он снял фуражку с белой как снег головы и долго махал ею.
Но Петр не вернулся с боевого задания. Он погиб во время штурмовки вражеских войск в районе Ижоры.
Василий Жигалов, летавший вместе с Олимпиевым, рассказал о его гибели:
- Наша группа сделала два захода по немцам. Лютовал зенитный огонь, но мы должны были еще раз атаковать противника. Во время пикирования, когда до земли оставалось метров триста, самолет Петра взорвался от прямого попадания снаряда и сгорел...
Василий умолк, провел рукой по лицу. Мы сняли шлемы и после минутного молчания поклялись жестоко отомстить за смерть павшего боевого товарища. Старые рабочие плакали, не скрывая слез.
Так у меня и Николая Савченкова не стало еще одного друга. Самого близкого.
А спустя несколько дней новое горе - погиб Вячеслав Жигулин, высокий, стройный шатен с черными, как смородина, глазами. Он ходил на боевое задание в составе нашей группы.
Прикрывая наземные войска, мы заметили фашистский самолет-разведчик. Новиков начал преследовать "раму". Но в это время в воздухе появились еще четыре машины и кинулись на звено Георгия. Я открыл заградительный огонь по первой паре, однако второй паре удалось проскользнуть. Георгий как-то изловчился и длинной очередью сбил один "мессершмитт", а второй "мессер" с ходу атаковал левого ведомого Новикова, который не успел развернуться.
Это была машина Вячеслава Жигулина. Фашисту удалось подбить самолет, и он стал падать, делая одну петлю за другой. По-видимому, летчик был мертв. Краснозвездная зелено-голубая машина вошла в крутое пикирование, и... Славы нашего не стало.
В эти дни у нас в полку работал замечательный советский художник Яр-Кравченко. С раннего утра и до позднего вечера он был на самолетных стоянках, на взлетно-посадочной полосе, заглядывал на командный пункт, в землянки, общежитие летчиков и рисовал, неустанно рисовал.
С ним подружился Вадим Лойко. Забегая несколько вперед, скажу, что, вероятно, под влиянием Яр-Кравченко сразу же после войны Вадим Борисович уволился в запас и целиком посвятил себя живописи.
