Марк был евреем, и тем большей иронией казалось, что это именно ему как-то захотелось отправиться в нижний город, на Рокфеллер-плаза, чтобы посмотреть на елку. У них в доме никогда не ставили елку — ни когда он был маленьким, ни позже, когда он женился на девушке-еврейке, которая развелась с ним через пять лет. Она заявила, что эти пять лет были для нее сущим кошмаром. Они развелись как раз накануне Рождества — случайно, конечно, но так уж совпало. Марку Рождество всегда казалось временем бегства. Ему хотелось отправиться куда-нибудь на юг, на Карибское море, что ли, лишь бы не видеть этой назойливой предрождественской суеты, которая заставляла Марка чувствовать себя чужим в родном городе, чувствовать себя как-то… не по-американски.
Видите ли, Нью-Йорк был его родным городом. Марк родился в нем и вырос, и только раз в жизни ему довелось надолго отсюда уехать, да и то недалеко — некоторое время он вместе со своей бывшей женой, Моникой, жил в Ларчмонте. Патриция как-то раз видела ее на вечеринке. Это было через три года после развода супругов Лоэб. Марк не ожидал встретить ее там. Кажется, он сильно волновался, знакомя их с Патрицией. Моника оказалась высокой эффектной брюнеткой. Патриция рядом с ней почувствовала себя замарашкой. Марк потом долго извинялся. Он бы ни за что не пошел на эту вечеринку, если бы знал, что там будет Моника — ну, и так далее. Позже, на квартире у Патриции — тогда они еще не начали жить вместе, — Марк сказал, что только увидев ее снова… в смысле, увидев Монику… он понял, что на самом деле любит Патрицию.
В то время их фирма вела одно очень важное дело об неуплате налогов. Их клиент мог загреметь в тюрьму лет на пятьдесят и потерять не один миллион. В том году одиннадцатое декабря пришлось на пятницу.
Так получилось, что именно в этот день закончилось судебное разбирательство, и их клиент был оправдан. Они собрались в компании остальных компаньонов и их жен, чтобы отпраздновать это событие. Потом Марк предложил всем отправиться в нижний город, посмотреть на елку на Рокфеллер-плаза. Никто не поддержал Марка, за исключением Ли Картера, который не был евреем, но жена Картера сказала, что у нее болит голова.
Марк подумал, что головная боль — это всего лишь вежливый способ сказать: «Ли, давай лучше пойдем домой и трахнемся». В общем, все отправились по домам, а Марк с Патрицией поймали такси и поехали в нижний город.
Было уже довольно поздно. Они не знали, во сколько выключается иллюминация на елке. Патриция полагала, что они оба смутно ощущали, что елка не может стоять включенной всю ночь напролет, но они не знали, во сколько именно отключаются гирлянды. Так или иначе, никто из них не обращал внимания на время. Они сегодня одержали блестящую победу и выпили по этому поводу слишком много шампанского. Когда они сели в такси и попросили водителя отвезти их на Рокфеллер-плаза, было не то около половины двенадцатого, не то даже больше.
