— Один хрен! — махнул рукой Тимоха. — Где я потом найду пятьдесят ефимков, чтобы ожерелье-то выкупить?
Конечно, обманутых земляков было жаль. Но ведь себя-то еще жальче!
Получив восемьдесят ефимков, Акундинов пошел на Денежный двор. Свернув с широкой Фроловской улицы на Лубянку, а там в сырой Лучников переулок, подошел к длинной караульной будке, перекрывавшей вход. Двое скучавших стрельцов встретили его спокойно. Чай, уже привыкли, что мимо них туда-сюда несли серебро.
— Чего несешь? — поинтересовался один. — Ефимки али лом?
— Ефимки, — сказал Тимофей, показав мешок. — Вот копеечки надобны.
— Ну, проходи, — зевнул первый стрелец, а второй постучал древком бердыша[32] в низенькую дверцу, ведущую не во двор, а куда-то вбок: — Елферий, открывай…
Дверца открылась, и Тимоху впустили в низенькую каморку, где был стол, покрытый сукном, да безмен,[33] висевший на стене. Елферий — низенький мужик, похожий на хорька, кивнул на стол:
— Высыпай. Считать будем, — недовольно сказал он.
— А считать-то зачем? — удивился Тимофей, но спорить не стал, а вывалил все добро на стол.
— Для того, чтобы знать, — объяснил приказной, вытаскивая из-под стола сундучок, окованный железными полосами. Достав из него лист бумаги, перо и медную чернильницу с крышечкой, добавил: — Лучше бы ты лом серебряный нес. Лом-то серебряный — р-раз, и взвесили. А ефимки-то считать придется.
Когда пересчитали, подьячий (или кто он там?) записал общий итог на бумажку и сказал:
— Ступай теперь прямо до самого колодца. Как дойдешь, то свернешь направо. Там казенные избы да палаты стоят. И дьяк там с Денежного двора сидит али подьячий. Найдешь кого да и обскажешь, что к чему, а он и распорядится. А там либо прямо при тебе все сделают, али готовыми копеечками дадут.
Войдя в огромный двор, покрытый драночной[34] крышей на столбах, Тимофей с недоумением закрутил головой — а куда тут дальше-то идти? Где тут прямо-то? Если прямо идти, то стоят навесы, под которыми сидят и стучат молотками хмурые мужики. Присмотревшись, Акундинов понял: «Мать честная, так они же из проволоки копейки чеканят!» И никакого уважения ни к серебру, ни к тем маленьким чешуйкам, за которые на большой дороге могут и кишки выпустить! Хотя, как заметил наблюдательный глаз старшего подьячего, копеечки мастера стряхивают не куда попало, а в кожаные мешочки, которые после их заполнения забирают чисто одетые мужики и куда-то уносят.
Углядев просвет между навесами, Тимофей понял, что это и есть путь к приказным избам, и пошел, едва ли не задевая локтями столбы. Где-то почти на середине его остановила чья-то рука.
