— Я весь вечер ее слушала, с меня довольно! Просто отвези ее домой. Чья это тетка, твоя или моя?
Оба вскинули глаза, по лицам, как рябь по воде, скользнули рефлекторные улыбки. Вечер был долгий, и притворяться уже не хватало сил.
— Посуда. — Робин смущенно показала измазанные кремом тарелки.
Мать забрала их.
— Ужин получился чудесный, — сказала Робин.
— Приезжай к нам, когда захочешь, — ответила женщина.
— Я отвезу вас на станцию, — вставил отец.
* * *
Дэниел как-то ухитрился загнать ее на ужин к родителям, хотя она много месяцев старалась держать с ним дистанцию. С той самой ночи, когда они первый раз переспали и она прошептала ему на ухо: «Это ничего не значит». Он тогда промолчал, и Робин восприняла это как согласие или, по крайней мере, отсутствие возражений. Он был для нее соседом и другом, но отношений она больше не хотела. Нет ничего хуже, чем отношения. Столько обязательств. Компромиссов. Споров. Кто-то всегда страдает в конце. Иногда страдают оба.
* * *
В электричке было много тех, кто возвращался домой с пасхальных седеров, но Робин и Дэниел ни на кого не обращали внимания. Они сели и сползли пониже в креслах. Дэниел вытащил из кармана двух резиновых лягушечек, надел их себе и Робин на пальцы и постучал головой одной игрушки по голове другой.
— Я застала твоих родителей на кухне. Они ругались, — сказала Робин.
Он пожал плечами.
— Да, у них случается.
— Это было ужасно.
— Не все ссоры кончаются разводом.
Дэниел снял с пальца лягушку и посмотрел в окно.
— Ты теперь в этом специалист? — спросила Робин.
Она вдруг потеряла над собой контроль: говорила не то, что думает, сердце горело, руки и ноги стали как тряпочные.
— А ты не допускала мысли, что твоим родителям лучше друг без друга?
Каждый день, с тех самых пор как мать сказала, что Ричард ее бросил.
— Нет, — ответила Робин, красная, потная, надутая ложью.
Она объелась грудинкой и везла домой еще целую коробку. Мясо Робин собиралась тут же выкинуть. Может, выкинуть и Дэниела?
— Слушай, до этого часа все шло прекрасно. И вечер вполне себе удался, ведь правда? — Он легонько ткнул ее в плечо. — Не так уж и плохо немного побыть еврейкой.
— Ничего особенного.
— Да что с тобой? Разве такой праздник может не понравиться?
— Дело в другом. Мне кажется, если уж повторять все эти слова, хранить верность обычаям, соблюдать традиции, нужно действительно верить. Любить по-настоящему. А я не вижу, за что любить. Почему это — правильно, а все остальное — нет? Никогда не понимала.
