Год, какого еще не бывало | страница 34

        С этими словами он распахнул дверь и вошел в палату. Впрочем, как только он очутился внутри, улыбка сползла с его лица.

* * *

        Несколько пациентов обернулись, когда они вошли, но большая часть народу в онкологической палате спала. Спали и Дурсли. Все Дурсли.

        Тетя Петуния лежала на ближайшей к окну кровати. Черты ее лица обострились, кожа казалась почти прозрачной, местами виднелись синяки. Она лежала с закрытыми глазами, повернув лицо к свету и часто дыша. Гарри сглотнул. Да, он слышал, что она больна, серьезно больна, но почему-то все-таки ожидал, что она будет выглядеть как обычно. Оглядит его с ног до головы с кислым видом, подожмет презрительно губы... Как тогда, когда она кричала на него за грязные следы на полу, или пересоленную отбивную, или отметки лучше, чем у Дадли.

        Но она выглядела плохо. Совсем плохо. Гарри даже не верил своим глазам. Какое-то время он просто стоял и смотрел. Никогда ему не приходилось видеть человека в таком состоянии — даже Седрик, когда Волдеморт прошипел: «Избавься от этого», выглядел не так жутко.

        Тогда тоже ничего хорошего не было, но вот это было еще хуже. Медленная смерть. Маггловская смерть. То, что рак творил с тетей Петунией, было просто ужасно...

        И тут Гарри понял еще одну не менее страшную вещь. Когда он узнал о болезни тети Петунии, то даже слегка обрадовался. Обрадовался, что ей тоже достанется — после всех мучений, которые она причинила ему. Он был уверен, что она получила по заслугам, что до этого жизнь преподносила ей одни подарки.

        Да, тетя Петуния не была совершенством, но свое мнение о раке он пересмотрел. Такого не заслуживал никто. Она гнила заживо, ее тело все еще цеплялось за жизнь, хотя надежды уже не было. На Гарри накатил приступ тошноты, но, когда он сглотнул, полегчало. Немного. После пары глубоких вдохов стало почти нормально. Только тогда он смог оторвать взгляд от тетки.

        Он не плакал — не по Петунии, по крайней мере, — но слезы уже подступили к глазам. Слезы стыда. Одна-две слезинки успели скатиться по щекам, но Гарри даже не заметил их, пока Ремус не протянул ему молча белый носовой платок. «Нет, не Ремус», — напомнил он себе, хотя сейчас осознать это было еще труднее.

        — Спасибо, — прошептал он, не оборачиваясь на Снейпа. Господи, какое счастье, что это не Ремус. Иначе он бы сказал больше, начал бы бормотать что-то о своей вине, о том, что он желал тетке такой участи... Но он не знал — не понимал до сих пор, что такое смерть. А ведь должен бы — после Седрика, после Сириуса... Но — он был либо легкомысленным идиотом, либо слишком инфантильным. Во всем.