Небольшую темную комнатку Нефедов превратил в ванную. По соседству с обычной дровяной водогрейной колонкой и самодельной душевой кабинкой здесь стояло чудо — сияющая янтарем огромная деревянная бочка-фу-ро. Со специальной лесенкой сбоку, термометром, вделанным в одну из планок, и каким-то ящичком с кнопками и световыми индика торами, приделанным снизу. Тен с термостатом, поддерживает заданную температуру воды, пояснил Нефедыч. Он засуетился, затопил колонку.
Пока вода грелась, они успели махнуть по рюмке водки, заесть свежепросольной рыбой с хлебом и сахарными помидорами. Впрочем, одной рюмкой ограничилась лишь Маша, мужчины продолжили. Сначала обсудили впе чатления от тайфуна, потом — отношения между Россией и Японией, а потом, как положено, перешли на мировой масштаб. Допить бутылку помешала Маша — колонка уже гудела вовсю.
— А! — с трудом вернулся к обыденности Нефедов. — Так ты иди мойся, фуро-то тоже поди нагрелась, только сразу не лезь, постой под горячим душем. А то с непривычки обваришься. Ты в фуро когда парилась?
— Нет, — призналась Маша. — В Москве фуро только в дорогих борделях ставят, а в Японии я еще не была.
— А ты, Андрюха? — Нефедов упер указательный палец в Берга.
— Да-да, мне приходилось в Японии бывать в сенко, это есть баня, я знаю.
— Значит, так, Манюня, — наставительно произнес Нефедыч. — Моешься под душем, потом обливаешься совсем горячим, потом лезешь в бочку — по грудь. Сначала горячо будет, но потом обвыкнешь. Ноги подтяни к подбородку и виси так в воде минут пятнадцать. На голову если хочешь, косынку, только смочи ее холодной водой. Я температуру поставил на сорок восемь, хотя положено париться при шестидесяти. Но нам тяжко без привычки. А японцы этим кипятком и от холода спасаются, и от простуды, и от летней влажности. Вот увидишь, как заново на свет народишься. Я уже привык, не могу без нее. Все люди как люди, из Японии «тойоты» везут или «ниссаны», а я, как балбес, волок бочку эту. Хорошо, ездил за грузовиком для редакции, на нем и доставил. А по-другому и на паром не пустили бы… А пробку потом не открывай, после тебя мы с Андрюхой попаримся.
— Как, в той же воде? — удивилась Маша.
— Так и что, ты же чистая будешь! — засмеялся Нефедов. — Япошки всей семьей так греются, правда, первым всегда хозяин. Ну или гость, если он есть. Не боись, гостья, не ошпаришься, ныряй давай.
Маша с наслаждением вымыла голову, тщательно помылась сама, постояла пару минут под самой горячей водой, которую могла терпеть. Но все равно с сомнением подошла к огромной бочке, от которой шел приятный запах кедровой смолы: а ну как и правда ошпаришься? Сначала ноги едва терпели, но она заставила себя выполнить все инструкции Нефедова, подобрала ноги, удерживаясь руками за бортики фуро. Через минуту тело обвыкло, и на Машу действительно снизошло блаженное расслабление. Она не чувствовала своего веса, лишь ощущала, что каждая клетка согрелась, расправилась и даже как будто запела: я жи-ву-у-у, я зде-е-есь… Казалось ей или действительно снизу шли мелкие пузырьки, которые наполняли кожу легкостью. Она закрыла глаза… Запах кедра усилился, напоминая солнечный полдень в тайге, расплавленные блики на речной мелкой волне…
