стал резко тереть ладонь, но на руке продолжала виднеться
бледная смоляная полоса.
- Святой боже! Что же это такое?! – взмолился юноша, не в
силах избавится от грязного знака на своей руке.
Подскочив к тазу с водой, он усиленно стал намыливать
отпечатавшийся символ. Но многочисленные усилия
оказались тщетны: клеймо оставалось на своем месте, еще
сильнее въевшись под кожу.
Огромные напольные часы пробили девять. Вжавшись в
стул, Рик отвлекся от созерцания огня и, поглаживая
перемотанную ладонь, покосился на дверь. Клер никогда не
опаздывала: частенько возвращалась из лавки раньше, но
позже, после последнего боя часов, никогда. Механизм
замолчал. Воцарилась тишина. Дверь никто не открыл,
звонок над входом продолжал молчать.
Размотав повязку, Рик едва заметил край угольной полосы.
К горлу подступил неприятный ком внезапного отчаянья.
Казалось, все вокруг шипело и гудело, стараясь побольнее
укусить бедного юношу. Рука стала ужасно чесаться, будто
волдырь от ожога. Закусив губу, Рик почувствовал
выступившую испарину.
В голове возникла череда пугающих мыслей. Странная
находка, оставившая отпечаток на руке, который никак не
хотел смываться, неприятные симптомы, внезапное
волнение – все это просто не могло быть обычной
случайностью.
Рик боялся. Безумно боялся всего вокруг. Страх,
связанный из тысячи узелков противоречий и догадок
плетью стегал его, как великого мученика, бросая то в жар,
то в холод. А несерьезные вещи, неспроста обретали статус
важности.
Вначале Рик решил, что он многое надумал, и странная
метка на руке ничего не значит. Но от пугающих
предположений было не так легко избавиться. И когда
юноша услышал звон часов, в голове окончательно
поселилась уверенность, что его наградили неизвестным
проклятием, которое вскоре поработит юную душу, и не
будет ему спасения, нигде и никогда.
* * *
Погода не заладилась с самого утра. Пронизывающий
ветер, хлесткие мелкие капли, нежданно накатившие тучи, и
ко всему прочему, невыносимая промозглость,
окончательно разогнали и без того немногочисленных
посетителей. Наблюдая за спешащими в теплые домишки
горожанами, Клер ловила себя на мысли, что как только
среди домов, словно черт из табакерки всплывает огромный
силуэт в парусиновом плаще и огромной широкополой
