Какая получилась банальность! Я попытался сказать, что думаю, и не сумел.
Это затерянное в тропиках нигде было целым миром — воображаемым миром, поместившимся на перешейке истории, знаменующем конец величайшей войны, середину длиннейшего путешествия… Оно было… Ничем оно не было! Чудо и вместе с тем — суровая действительность. Я истерзал английский в попытках передать свои чувства, но потерпел неудачу.
— Эдмунд!
Я повернулся, не вставая со стула. В дверь заглядывал Деверель. Его визит, признаться, показался мне лишним.
— Что вам, Деверель? Я собирался…
— Бог ты мой! Да у него свои запасы бренди! А можно стаканчик самому скверному ученику?
— Угощайтесь! Но разве вам не…
— Запретили пить, словно сынку священника? Черт с ним, сейчас мирное время, не закуют же меня в кандалы. Если он не выпустит меня из-под ареста, швырну ему оружие, сойду на берег — и на все четыре стороны!
— Не понимаю, о чем вы.
— Дорогой мой Эдмунд, да что он мне сделает? Выправит официальное порицание от адмиралтейства? Пусть меня ломают — сломать можно лишь клинок, проклятый кусок железа, который уже все равно мне не надобен, потому что теперь кругом мир!
— Клинок дворянина…
— К востоку от Суэца белый человек отлично обойдется…
— Мы же не к востоку от Суэца.
Деверель глотнул щедрую порцию бренди, перевел дух и продолжил:
— Не могу его упрашивать. Это значит — сломать не только клинок, но и себя самого. У меня есть гордость.
— У всех есть.
— План у меня такой. Вы сообщите ему о моем предложении.
— Я?
— Кто же еще? Остальные — сущие зайцы. А потом, что вам терять?
— Чертовски много.
— Скажете, что я обязуюсь не доставлять ему неприятностей, пока не прибудем в порт.
— Это хорошо.
— Подождите. Там я подам в отставку.
— Или вас отправят в отставку, Деверель.
— А какая разница? Вы не пьете, Эдмунд, и вы сегодня настоящий зануда. Скажите ему, что как только я перестану быть офицером, вы передадите ему мой вызов…
— Что?!
— А вы не понимаете? Представляете, как «ворчун-драчун» примет вызов?
— Представляю.
— Когда про «Алкиону» подумали, что это лягушатники, он затрясся не хуже топселя.
— Вы серьезно?
— А разве не видно?
— Вы его недооцениваете.
— Это уж мое дело. Так вы ему скажете?
— Послушайте, Деверель… Джек. Вы с ума сошли.
— Скажите ему!
Я замолчал — но лишь на миг — и тут же принял решение.
— Нет.
— Нет? Вот так вот?
— Сожалею.
— Господи, ушам не верю. Я о вас лучше думал, Тальбот.
— Да послушайте же, постарайтесь мыслить здраво. Неужто вы не понимаете, что я ни при каких обстоятельствах не могу сказать капитану слова, которые можно расценивать не иначе как угрозу. Не будь вы в таком состоянии…
