Пайк злобно глянул на доктора.
- Нашел время, - сквозь зубы сказал он.
- Я не виноват! – ответил док лейтенанту, - хотя не могу сказать, что неблагодарен, -- кивнул он переговорщику. Тот криво улыбнулся и кивнул в ответ, - Датура – отличная вещь, если верно рассчитана увиваемая роза… То есть, конечно же, употребляемая доза, - продолжал Пенн. – Печально видеть затрачиваемые впустую у… у… Не важно. …на бессмысленное противостояние. Мы можем разойтись без взаимного уничтожения. Пайк, ты начинаешь первым.
-- Ты пьян! Сядь, и… -- начал говорить Пайк, но тут что-то изменилось.
По стенам из досок, посаженных на деревянные клинья вместо гвоздей, по кильсону и шпангоутам прошла низкая вибрация, похожая на вой. Завибрировала оловянная посуда и свинцовые кружки с красивыми крышечками. Один из матросов схватился за голову и закричал. Пайк ясно ощутил, как затрепетало сукно его сюртука и штанов, тонкая дрожь поднялась от штанин и пол к воротнику, перешла на отбеленную пеньковую косицу парика, на его букли, на скулы, в кости черепа и все прочие кости, которые все загудели внутри каждая на свою высоту. Одновременно угасал его слух. Он пытался кричать бессмысленное слово «без паники», но практически не слышал сам себя. Наконец дверь наружу распахнулась, и в землянке разом потухли все лучины и очаг. Теперь Пайк не мог найти пистолет, который бросил на стол, когда пытался сам закрывать уши руками. Низкое гудение больше не так пугало его, как перспектива оказаться в темноте и подземелье рядом с чем-то неизвестным. Он выпрямился, отнял руки от головы и, слыша себя издалека, закричал «вперед!», выдернул палаш из ножен, вспрыгнул на скамью и побежал по ней к выходу, туда, где в лестничный колодец падал столб тусклого света, а в нем появлялись тени – все новые и новые, бесконечный рой. У выхода он поскользнулся и грохнулся с лавки на пол, кто-то споткнулся о его ноги и упал впереди, головой на ступеньки. Пайк поднялся, опираясь обеими руками об пол, попытался подобрать палаш – схватился за лезвие, отдернул руку, теряя время, нашарил рукоять, поднял, взял за шиворот того, кто споткнулся, и потянул вверх. Ворот треснул по шву, но человек зашевелился, поднялся сам, и Пайк его выпустил. До выхода оставалось всего ничего, рукой подать, и оттуда, снаружи на лейтенанта прыгнула одна из теней. Пайк ощутил прикосновение к шее, схватился за горло, но не успел поймать эти пальцы или эту лапу; он нанес палашом колющий удар наугад, но попал острием в землю. Наваждение исчезло. Держась одной рукой за воротник, ставший очень холодным, он полез вверх по ступенькам, к мутному свету. Сверху на лейтенанта хлынула вода: там, снаружи, успела испортиться погода и пошел дождь. На четвереньках, скользя руками и подошвами сапог по умащенным грязью ступеньками, лейтенант выбрался наружу и побежал прочь. Над островом от неба до неба пролегла буря с грозой, облака сгустились и легли на макушки деревьев. Один и второй матросы вылезли следом за Пайком и, глядя на них, лейтенант подумал, что остальные в панике могут не вспомнить, у какого берега брошена шлюпка, разбегутся и станут легкой добычей. Он остановился и несколько раз махнул рукой в вправо, крича «Туда!» - пока его не схватил за рукав один из матросов и не увлек за собой со словами «да что ж вы тут стоите».
