Мое чутье не подвело, еда оказалась свежей и вкусной, особенно хорош был свежеиспеченный душистый хлеб и летний овощной суп со свининой и сметаной. Да и жареные ребрышки были на высоте, Ганик вылезал из- за стола разомлевший и подобревший. Зато Мэлин посматривала на меня искоса, особенно после того, как оказалось, что местные служанки и подавальщицы подвержены странному эффекту, замеченному мною утром.
Самые пышные пирожки пододвигались ко мне, самые сочные и румяные ребрышки оказывались в моей тарелке. Нет, я вовсе не против, я, несомненно личность неординарная и все это заслужил, особенно за свои же деньги. Но зачем так прижиматься при этом к моему плечу загорелым декольте и сопеть в ухо?!
— Дядя, — когда мы, наконец, вышли из- за стола, — кротко позвала ведьмочка, — можно тебя на минутку?
— Конечно, — благодушно кивнул я, отходя вслед за ней к стоящей в тени дерева скамейке и ставя щит неслышимости, — что ты хотела сказать?
— А нас не слышат?
— Щит поставил. Говори быстрей, кучер уже лошадей впряг.
— Ты не замечаешь, как на тебя сегодня реагируют девушки?
— Мэлин! А вот это, между прочим, мое личное дело! Неужели я такой неказистый, что на меня и взглянуть никому не интересно?! — я конечно и сам не рад, но ей об этом знать не нужно.
— А тебе не кажется, что раньше все подряд так не смотрели?! — Рассерженной змеей зашипела девчонка, — тебе в голову не приходило, что это как- то связано с проклятьем? У всех оборотней природное обаяние, и не действует оно только на своих.
— Но вот госпожа Эрника чистокровный человек, а на меня никак не реагирует, — еще спорил я, но уже понимал, что снова что- то упустил.
— А вот это как раз и подозрительно, — мрачно буркнула ведьмочка и вдруг заулыбалась во весь рот, — снимай щит, сюда идут.
И направилась в сторону кареты с видом шалопая, уговорившего гувернера отпустить его на речку.
А я потопал к своей лошади, обдумывая ее слова и прикидывая, что можно сделать, чтоб проверить справедливость этих утверждений.
На выезде из деревни нам неожиданно повезло, несколько путешественников, останавливавшихся на обед в этом же месте, решили ехать дальше одновременно с нами, и мы как- то очень попросту влились в этот импровизированный обоз.
Я предпочитал думать, что в них говорило чувство самосохранения, или свойственной людям стадности и мое внезапно усилившееся обаяние не имело к этому никакого отношения. Но приветливые улыбки строгих мужей и кокетливые взгляды дам всех возрастов говорили об обратном, расстроив меня до такой степени, что пришлось снова прибегнуть к заклинанию невозмутимости.
