Я перевел для себя слова конюха несколько иначе, но говорить об этом ничего не стал, сейчас самой большой моей мечтой было доехать до Черуны и распрощаться с госпожой Эрникой и ее молчаливой, неприметной камеристкой. Я бы ее и не заметил, эту белесую даму с водянистыми глазками, если не почувствовал идущий от нее поток жгучей неприязни, когда проверял перед отъездом эмоции улыбающегося как зазывала в цирке хозяина. И потому, накладывая на всех защиту, на нее прицепил самое простое, что пришло на ум, ментальную липучку.
— Господин Иридос! — остановил меня встревоженный голос госпожи Эрники, когда я, выбрав корчму по самым чистым окнам и подметенной дорожке, свернул к воротам, — мой жених написал, чтоб я остановилась на обед в харчевне «три листика».
Поселиться в харчевне, где у вас отравили лошадь, тоже он посоветовал? — Так и рвался из меня язвительный вопрос, но вслух я его так и не задал. Ведь не поймет, примет за оскорбительный намек, начнет дуться… Нет, таким людям нужно все разжевывать, как младенцам, и абсолютно не гарантировано, что они и после этого поверят в собственную несообразительность.
— А почему он рекомендовал именно ту харчевню? — Состроил я самую заинтригованную физиономию, какую сумел, — там готовят нечто особое?
— Нет… — растерялась она, смотреть на совет под этим углом ей не приходило в голову, — Жогрос просто заботится, чтоб меня не обманули.
И у него это замечательно выходит, просто язык чесался съязвить, и снова я сдержался. Похоже, скоро я пойму тайный смысл закона о двадцатилетней практике, выдержку тут действительно очень удобно тренировать.
— Но тут вас не обманут, — с превосходством объявил я, — по той простой причине, что я вас приглашаю. Мне очень нахвалили кухню этого заведения и мы имеем отличный повод проверить это утверждение.
Бедная госпожа Эрника! Она так растерялась, что я ее даже пожалел. Так хорошо знакомое мне чувство нищеты, когда покупаешь не то, чего хочется, а то, на что хватает монеток, просто читалось в ее глазах. И возможность пообедать бесплатно, сэкономив тем самым несколько медяков, возобладала над рабской покорностью приказам неведомого мне, но уже почему- то неприятного жениха.
Хозяин заведения, сухощавый и опрятный мужчина неопределенных лет, выскочивший на крыльцо и наблюдавший за нашими переговорами, ринулся навстречу, распахнул дверцу кареты и засиял, обнаружив, что клиентов несколько больше, чем он мог надеяться.
