— А может быть, — предположил Флэммок, — Гуенуин и сам обо всем позабыл и не появится в назначенном месте? Мы слышали, что французские вина порядком затуманили в тот день его валлийские мозги.
— Он напомнил мне о моем обещании на следующее утро, — возразил кастелян. — Поверь, он не упустит шанс навсегда со мной покончить.
Тут они заметили, что облака пыли, подымавшиеся то тут, то там на равнине, начали стягиваться к дальнему берегу реки и к старому мосту, месту назначенной встречи. Гуенуин собирал свои отряды, и собирал их все возле моста.
— Поспешим же туда, — предложил Деннис Морольт, — и не дадим ему перейти мост — тогда у нас будет хоть какое-то подобие равенства. Вы обязались сражаться с ним в поле, но не обязывались отказаться от такого преимущества, как переправа по мосту. У нас готовы и кони и люди. Пусть наши лучники целятся по мосту, и я жизнью своей ручаюсь за победу.
— Давая обещание встретиться с валлийцем в открытом поле, — объяснил Раймонд Беренжер, — я имел в виду дать ему равные со мной возможности. Именно это я подразумевал, и именно так он меня понял. Следовать только букве, но не духу моего обещания — значит не сдержать его. Мы не выступим, пока последний из валлийцев не перейдет мост. А тогда…
— А тогда, — продолжил Деннис, — мы выйдем навстречу своей смерти. Да простит Господь наши грехи!.. Но…
— Что еще ты хочешь сказать, — спросил Беренжер, — но никак не выговоришь?
— …но судьба молодой госпожи, вашей дочери леди Эвелины…
— Я не скрыл от нее, что нам предстоит. Она останется в замке с несколькими отборными воинами, и ты, Деннис, будешь командовать ими. Через сутки осада замка будет снята. Нам случалось защищать его и дольше, с меньшими силами. А там мы отправим ее к тетке аббатисе, в монастырь бенедиктинок, где честь ее будет в безопасности; и я полагаюсь на мудрость моей сестры, чтобы устроить ее судьбу.
— Как? Чтобы я покинул своего господина в такой крайности! — воскликнул Деннис Морольт и заплакал. — Чтобы я заперся в этих стенах, когда мой господин вступит в свой последний бой! Чтобы я сделался пажом при даме, хоть бы и при самой леди Эвелине, когда он будет лежать мертвым под своим щитом! Раймонд Беренжер! Для того ли я столько раз застегивал на тебе доспехи?
Слезы струились из глаз старого воина, словно у девушки, плачущей о своем любимом.
— Не думай, верный старый слуга, — ласково взяв друга за руку, успокаивал его Раймонд, — что я не дал бы тебе места рядом со мной, если б мы шли за воинской славой. Но мы идем на безумное, безрассудное дело, уготованное мне судьбой или собственной моей глупостью. Я погибну, чтобы спасти свое имя от бесчестья. Но, увы, оставлю память о своем безрассудстве.
