Отправлявшиеся на рынок крестьяне нашли меня на земле полумертвым, на три четверти замерзшим. Положив меня в свою повозку, они отправились в Ставерен, где хозяйка гостиницы стала меня выхаживать.
Выпив полную чашку горячего пунша, через два часа я был совсем здоров.
К десяти часам утра мои пассажиры закончили все свои дела. Они торопились вернуться, и я тоже, поскольку испытывал некоторое беспокойство, не зная, как меня встретят дома. Мы отправились в одиннадцать; ветер был попутный. От Ставерена до Монникендама около двенадцати льё; мы преодолели это расстояние за шесть часов, что совсем неплохо.
На этот раз Бюшольд встретила меня не у двери, а на берегу моря. Ее зеленые глаза светились в темноте, как два изумруда. Она знаком приказала мне идти домой впереди нее. Я не стал возражать, решив, если она уж очень станет меня пилить, дать ей небольшую супружескую взбучку; говорят, если хочешь сделать из жены безупречную подругу, надо повторять эту процедуру каждые три месяца.
Итак, я вернулся домой и сам закрыл за собой дверь. Затем, усевшись, я обратился к жене:
«Ну, и что дальше?»
«Как что дальше?» — воскликнула она.
«Да. Что вам от меня нужно?»
«Что мне от вас нужно? Я хочу сказать вам, что вы бесчестный человек, раз позволяете себе рисковать жизнью и можете утонуть, оставив вашу несчастную жену вдовой с ребенком на руках».
«С каким еще ребенком?»
«Да, негодяй, я беременна, и вы прекрасно это знаете!»
«Право же, нет!»
«Ну, раз не знаете, так я вам об этом говорю».
«Я очень рад».
«Ах, вы довольны!»
«Вы хотите, чтобы я сказал вам, как меня это огорчает?»
«Вот как вы мне отвечаете вместо того, чтобы попросить прощения».
«Просить прощения за что?»
«За то, что бегаете по ночам, словно оборотень, за то, что волочитесь за мельничихами. Я вас спрашиваю, кто это катается на коньках в шесть часов утра?»
«Ну, довольно с меня вашей слежки, — сказал я. — Если вы не оставите меня в покое…»
«Что вы тогда сделаете?»
У меня была чудесная индийская бамбуковая палка, гибкая, словно тростник; я выбиваю ею свой воскресный костюм. Выхватив ее из угла, я со свистом рассек воздух над ухом Бюшольд:
«Вот и все, что я хотел сказать, душечка».
«Ах, ты угрожаешь мне! — крикнула она. — Погоди же!»
Из ее глаз вылетели две зеленые молнии. Бросившись на меня, она легко, словно у ребенка, вырвала из моих рук бамбуковую палку и, скрипнув зубами, размахнулась и ударила меня с дьявольской силой.
— Ух! — вырвалось у нас с Биаром.
