По
пути домой я
купил газету,
где
печатались
объявления о
работе, но не
нашел там
ничего
утешительного.
Колонка
"Требуются"
состояла
всего из
пяти-шести
вакансий,
зато раздел
"Ищу работу"
занимал две
страницы. Тем
не менее я
честно
обошел все
места, где
были нужны сотрудники,
и везде
получил от
ворот поворот.
Даже чтобы
устроиться
младшим
помощником
аптекаря или
продавцом
метел,
требовался
по крайней
мере
аттестат о
сдаче СОВ, до которого
мне
оставался
целый год. Я
отправил
множество
писем
знакомым и
родственникам,
но помочь
никто не мог.
Отец Колина
Розье предложил
устроить
меня по
знакомству
секретарем в
какую-то
фирму, но там
обещали платить
всего три
галлеона в
неделю, а
этого не
хватило бы
даже на
выплату
процентов. И
ведь нужно
было еще на
что-то жить...
На
большее,
впрочем,
рассчитывать
и не приходилось
— в то время
оклады везде
были маленькие,
и даже
управляющий
такого
большого магазина,
как "Флориш и
Блоттс",
получал всего
около
восьмидесяти
галлеонов в
месяц. А мне о
подобной
должности не
приходилось
и мечтать.
Даже если бы
я бросил
Хогвартс, это
ничего бы не
дало. У меня
оставалась
"заначка" —
скопленная
из карманных
денег сотня
галлеонов, —
но ее
следовало
беречь, как
зеницу ока, и
растягивать
как можно
дольше.
Перезанять
денег тоже не
удалось — все,
кто мог, и так
нам уже
помогли. Тот
самый кузен
Филипп,
который
втравил нас в
аферу с
ростовщиком,
теперь
отделывался
обещаниями —
дескать,
сейчас никак
невозможно,
но вот в
следующем
месяце... Пару
раз он
приходил к нам,
сокрушенно
качал
головой,
выражал искреннее
раскаяние,
что из-за его
совета все так
получилось, и
клялся, что
непременно
найдет выход.
Тогда я еще
верил, что он
действовал
из лучших
побуждений и
просто был
слишком
неопытен в
финансах, как
и моя мама. Лишь
намного
позже я
понял, что
мамин кузен поступал
вполне
сознательно
и сдал нас на
милость
Баркера из
расчета на
долю в прибылях.
Уж очень
заманчиво
было
наложить
лапу на такое
поместье,
пользуясь
тем, что его
владельцами
остались
вдова и
четырнадцатилетний
мальчишка.
Впрочем,
все это уже
не имеет
никакого
значения. Тем
более, что и
двадцати лет
не прошло,
как я
расплатился
с Филиппом
так, как он того
заслуживал.
Точнее, с его
семьей — сам
он к тому
времени умер,
так что, к
сожалению, не
успел
достойно оценить
моей
благодарности...
Однако это в
любом случае
неважно.
***
А
тогда я был в
каком-то
странном
настроении,
которое даже
отчаянием
нельзя было
назвать. Это
больше
напоминало
лихорадку. В
голове у меня
как будто
постоянно
щелкал арифмометр.
Я засыпал и
просыпался с
мыслями о
деньгах,
перед глазами
все время
стояли
колонки цифр,
и от этих
бесконечных
черных
закорючек на
пергаменте
меня тошнило.
Иногда меня
охватывало какое-то
нервное
веселье — а,
пропади все
пропадом,
осталось
ждать
каких-то
полгода, а там...
По крайней
мере, все
закончится.
Не умрем
ведь.
Прибьемся к
каким ни на
есть родственникам,
как-то да
проживем.
