Утром Бруно уже отвечал на подобный вопрос и признал, что в его "Ста двадцати тезисах" и в других изданных во Франкфурте книгах содержится косвенная возможность найти такие утверждения. Теперь Салюцци снова возвращается к этому вопросу.
Первая фраза ответа Бруно звучит вполне определенно: "Я полагаю, что в моих книгах можно найти много враждебного католической вере"12. Но уже следующая фраза придает ответу двусмысленную окраску: "Точно так же в своих рассуждениях я высказывал взгляды, которые могли вызвать соблазн". Речь идет уже не о прямой еретичности высказывания, а только о возможности, о "соблазне" толковать его таким образом. Последняя фраза ответа должна полностью выбить оружие из рук обвинения: "Однако я высказывал подобные взгляды не {80} с умышленной и прямой целью вести борьбу против католической веры, а основывался исключительно на философских доводах или излагал мнение еретиков". Излагать мнение еретиков - не значит разделять его, философские доводы могут привести к иному, отличающемуся от общепринятого толкованию церковной догмы, однако это не значит, что они отрицают ее как таковую.
Но Салюцци помнит фразу Бруно, записанную в утреннем протоколе, отрицающую субстанциальную истинность троицы, и требует от Бруно ответить, какова его точка зрения на второе лицо троицы (т. е. на Иисуса Христа) и что он писал или говорил по этому поводу. Бруно отвечает, что относительно воплощения второго лица он вообще не высказывался и не писал. Далее Бруно утверждает, что всегда признавал тройное единство бога, по сомневался в приложимости термина "лицо"; что верил в воплощение божественного слова в человеческой сущности Христа, но сомневался в том, что это соединение подобно соединению души и тела. В заключение Бруно говорит, что колебался относительно непостижимости характера воплощения, но не выступал ни против догмата "и слово стало плотью", ни против символа воры "и вочеловечился". Из этих сомнений "не вытекает взгляда, противного божественности Христа и той божественной ипостаси, которая называется Христом" 13.
Салюцци задает вопрос о взглядах Бруно, касающихся чудес, деяний и смерти Христа. Бруно отвечает, что всегда держался взглядов, предписанных католической церковью, и никогда не говорил, не верил и не думал ничего, противного этим взглядам.
Далее следует вопрос относительно таинства обедни и пресуществления тела и крови Христовой в хлебе и вине. Бруно отвечает, что всегда верил в таинство обедни и пресуществления. Не посещал же он обедни только из страха нарушить запрещение, налагаемое отлучением. Что касается общения с кальвинистами и лютеранами в еретических странах, то чтения, диспуты и беседы ограничивались только философскими вопросами и не затрагивали религиозных.
