Я росла во Флоренции | страница 20
Но отца беспокоила не столько эта самая "ракета", сколько "Topolino"[21]. Мне казалось вполне естественным, сидя на деревянной церковной скамье, читать свежий выпуск моего любимого журнала. Я делала это открыто, потом украдкой. В конце концов отец понял: единственный выход — покупать мне журнал после службы. Я же поняла, что между мессой и чтением всегда выберу чтение. Потом мы шли покупать булочки.
На улице Деи-Серви есть кондитерская, хозяева ее — выходцы из Пьемонта. Она осталась в точности такой же, какой была в шестидесятые годы, и выглядит это странно. У Робильо сейчас, как и тогда, продаются безыскусные традиционные сладости. Никаких вам сахарных пупсиков или сэндвичей с грибным соусом. Булочки у Робильо маленькие, даже взбитые сливки и те выглядят скромно. Лоток со сладостями приезжал домой в золоченой обертке с красной надписью курсивом. Ленточка, которой он был перевязан, чтоб можно было нести его на пальце, тоже была красная. Патриарх семьи пьемонтских кондитеров ныне покоится на английском кладбище. Отправляясь к Робильо, мой отец парковал машину на площади Сантиссима-Аннунциата.
Звучит странно, знаю. Но ведь раньше курили в кино и при детях, мальчишки ночевали в спальных мешках прямо в городе, вход во все церкви был бесплатный. Женщины под мини-юбками часто не носили трусиков. В те годы любовью занимались без презервативов и народ выстраивался в очередь, чтобы посмотреть "Сладкую жизнь". Это были годы свободы, и я их пропустила. Хорошо помню я только эту историю с парковкой, и она не кажется мне самой интересной.
Когда я впервые увидела площадь Сантиссима-Аннунциата без единой машины, мне вдруг стало холодно и неуютно, словно меня оставили нагишом. Наркоманы, давно прописавшиеся на ступенях лестниц, бродили по площади в явном замешательстве. Казалось, будто с них тоже стащили одеяло. Неожиданно выяснилось, что в центре площади стоит статуя, и еще я обнаружила, что череда апсид заключена в просвет улицы Деи-Серви, выходящей на Соборную площадь, словно в слишком тесную раму.
В тот день я поняла, что эстетическое воздействие нашей культуры на городскую географию больше не опирается на деятельность архитекторов, совершенно стушевавшихся по причине полного отсутствия заказов, но выражается в запретах на парковку. Ничто из построенного во Флоренции за последние сорок лет не изменило так восприятие города, как устранение машин с площадей исторического центра города.