Майя отлично сразу поняла все его проблемы, догадалась — а что тут было особенно непонятного? — почему он женился на ней… Два несчастья соединились, но из них не получилось — да и могло ли выйти? — одного счастья на двоих. Они так и остались несчастьями, только стали еще сильнее и острее.
Маленький Антон любил только мягкие игрушки, и весь дом был завален собаками, зайцами, мишками. К конструкторам, железным дорогам и автомобилям сын оставался равнодушен. Так же как к игрушечному оружию.
Это характер, думал Игорь. Мальчик вырастет мягким, лишенным рационализма и склонности к технике.
Тайком от Майи Лазарев беспрерывно таскал сына по врачам и делал снимки позвоночника. Страх, что Антон унаследует материнское уродство, терзал Игоря постоянно.
Вечерами Антон часто пересказывал отцу сказки, которые мать или бабушка читали ему днем.
— И подсыпала она Ивану снотворное… — говорил врачебный ребенок.
— Что? — удивлялся Игорь.
— Ну, сонного зелья, — исправлял сам себя Антон. — Это одно и то же… А теперь я расскажу тебе былину про Илью Муромца. Надевал он противогаз термоядерный да костюм водолазный…
Переходный возраст сын переходил, как и многие другие, с трудом, как некий заповедный рубеж. Даже Майя стала периодически жаловаться, ныть и вздыхать.
— Сегодня магнитная буря, не иначе, — повторяла она все чаще.
Майя пыталась, измотавшись, поставить сына на место, и тогда Игорь решил вмешаться:
— Мне хочется поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Да, Антон, кроме шуток. Вот сейчас тебе двенадцать, а мне уже тридцать девять. Но ведь я тоже много творил в жизни всякого. Чуть постарше тебя вообще жутким хулиганом был. И пойми, мне, хотя уже тридцать девять стукнуло, до сих пор перед матерью, твоей бабушкой, неудобно бывает за то, что я тогда ей нервов столько покушал. Но тогда тоже ничего не понимал, Антоша! А сейчас я на твою маму смотрю и хочу сказать тебе, как мужик мужику, по-серьезному — ты задумайся о маминых нервах и о том, как она за тебя переживает, когда ты в школе хулиганишь, дерешься, девчонок бьешь и двойки домой таскаешь.
Сын и впрямь немного задумался, он явно был слегка ошарашен. Так с ним еще никто не говорил.
— А разве ты хулиганил, папахен? Дрался?
Игорь кивнул:
— Само собой. И я бил, и меня били.
— И на крышу ты лазил? — деловито справился сын.
Лазарев призадумался: сказать правду или нет? Как будет педагогичнее? Майя поняла его замешательство:
— Да говори ему все! Он все равно уже лазил на крышу со своими дружками и мне признался.
