– Слушаю-с, – тихо проговорил Савчук, – будет исполнено, Николай Васильевич.
– И прекрасно… стало быть, скоро конец!
Твердов рассмеялся и тихо запел песенку Гренише из „Корневильских колоколов“:
– „Плыви, мой челн, по воле волн, куда судьба влечет тебя!“
Явившись вскоре после этого к Пастиным, он застал там переполох. Глаза Веры Петровны были красны от слез. Петр Матвеевич и Анна Михайловна ходили растерянные.
– Нехорошо, сударь мой! – негодующим тоном встретил его Пастин. – Так нехорошо, что и не знаю, чем объяснить такое поведение!
– Петр Матвеевич! – воскликнул удивленный Твердов. – Да что с вами? Что случилось?
– А то, сударь: какие мы ни есть, а все-таки с твоим покойным родителем дружбу водили. За что же порочить честную купеческую семью?
– Вы это про меня? Да? Ничего не понимаю! Ради Бога, объясните, в чем дело… Никакой вины не чувствую…
– А ты что сегодня Верочкиному крестному говорил? – переменил старик тон на более милостивый.
– Ах, вот кто тут замешался! – воскликнул Твердов.
– Да, вот кто! Мало того, что по кабакам честное имя треплется, так еще близким родственникам насмешки всякие строить… Тебе-то что? Поговорил языком, почесал его о зубы, да и в сторону. А тут Иван Афанасьевич пришел, так и пышет. ‚Позор, – говорит, – для всех позор, для всей семьи позор…“ Грозит, что наследства лишит… А с него станется.
– И все это из-за меня?
– За язык твой!
– В таком случае, Петр Матвеевич, я должен буду просить вас об одном, – решительно сказал Твердов. – Я – не миллионер, но все-таки средства мои более чем приличные. И я вовсе не желаю, чтобы Вера Петровна теряла что-нибудь из-за меня. Все, что я говорил, как вы выражаетесь „в кабаке“, я говорил обдуманно. Я твердо решил, прежде чем обмолвиться хоть одним словом, просить у вас руки вашей дочери, и если не сделал этого, то лишь потому, что не считал до поры до времени удобным такое предложение. Но теперь господин Юрьевский, который был у меня и разыграл странную сцену, а затем ваши слова заставляют меня сказать вам сейчас же о своих намерениях, которые, как вы сами изволите видеть, честны и благородны, и затем с вашего согласия, если оно последует, повторить мое предложение Вере Петровне.
– И ты это всерьез? – спросил Пастин, посмотрев на Твердова.
– Как нельзя более. Я все обдумал раньше.
– И не боишься?
– Чего?
– Да вот… Ну, шестеро впереди…
– Вот вы о чем! – улыбнулся Твердов. – Ну, чего же тут бояться? Знаете пословицу: „Двум смертям не бывать, одной не миновать“. Я же не из трусливых, да притом еще фаталист по убеждению… Что вы мне ответите?
