Кольману старая написала дважды, столько же учительнице и продавцу газет, Анталу же — ни разу; правда, ответить она уже не ответила никому, кроме Гицы, словно ей вдруг надоело — или не о чем было писать.
Когда будет готов памятник, думал Антал, Иза, по всей вероятности, не приедет, старая же наверняка будет здесь. Собственно говоря, он и сам мог бы взять и написать ей, чтобы она обязательно остановилась у него; только она, скорее всего, не примет его приглашения. Антал взял журнал; он любил читать в постели. Переселившись сюда, он даже стены покрасил по-другому: исчезли букетики, золотые пятна в виде медузы, везде теперь были свежие, смелые цвета. Комнаты словно раздались, выросли; но Антал все реже сравнивал теперешнее жилище со старым, все реже предавался воспоминаниям: дом принадлежал ему, обстановку, распределение комнат он обсудил с Лидией, Лидии же носил цветы из сада. С детства понятие «источник» в его представлении связано было с бурлящей, взбухающей пузырями, пыхтящей илистой массой. Он был уже врачом, когда впервые увидел горный поток; он тогда встал на колени на мшистых камнях и, опустив руки в хрустально-хрупкую воду, ощущал с наслаждением биение струй о ладонь. Ему плакать хотелось от восторга, слушая прозрачный, младенческий лепет ручья, пока его пальцы блаженно немели в ледяной, стеклянной купели. Камни в ложе источника поросли темно-зеленой бородой мха, сверху над ручьем склонялся куст с беспечной пичугой, прыгающей меж ветвей. Когда Антал думал о Лидии, мысль о ней всегда вызывала в памяти образ живого, упрямо-податливого потока, остановленный фотообъективом нескончаемый бег воды на старой картине с мельницей.
Вечер был непривычно тихим, предвещая дождь. В саду сопел Капитан, не находя себе места. Старая жалела его и в конце концов всегда пускала в дом. «Зайчатина прибыла, что будем делать: жаркое или гуляш?» — смеялась в таких случаях Иза и, взяв Капитана за уши, поднимала его в воздух; Капитан, до смерти перепуганный, дрыгал лапами в ее ласковых и сильных руках, которые никогда не причиняли ему боли. В такие моменты все отводили глаза в сторону, так как Иза, конечно, была права, глупо держать в комнате кролика, даже если это чистоплотный и относительно умный кролик. И все же…
Кролик — в гуляш или в жаркое, люди — туда или сюда. В Дорож — водолечебницу, отцу — надгробный памятник, старухе-матери — пештскую квартиру. Иза заботится обо всех, а если забудет кого-то, так разве что самое себя. Вчера в столовой кто-то обмолвился насчет Изы и Домокоша, писателя; Антал сам поразился, когда обнаружил, насколько его не трогает, как устраивает Иза свою личную жизнь. Но Домокош почему-то не выходил у него из головы; Антал даже был немного встревожен: он читал его книги и любил его добротную прозу, которую регулярно и охотно печатали издательства и журналы. «Неужели он на ней женится? — беспокойно подумал он вчера. — Господи, неужели он на ней женится?»
