— Мне тоже, Миклош, — выдохнула Жофия и, взмолившись про себя: продержаться бы еще только час! — поспешила за остальными.
Но прохлада, царившая в склепе, таинственные блики света, выжидательная тишина наполнили ее волнением иного сорта. Она подпала под обаяние минуты: после тридцати лет заточения в склепе вновь являются на свет, становятся достоянием народа святыни — да какие, да сколько, на целый музей! И она не только свидетель, но и участник этого неповторимого мгновения! Умело, с профессиональной сноровкой оббивала она мраморную плиту вокруг, чувствуя, как важные гости, и Миклош тоже, завороженно следят за каждым ее движением. Как было бы прекрасно, какой хороший стиль — если бы выставку этих сокровищ сначала устроили здесь, в самой церкви — быть может, уже реставрированной!
— Помогите мне! — попросила она негромко.
Двое мужчин подскочили к ней, бережно приняли освобожденную от крепления мраморную плиту и поставили ее у стены.
Несколько человек одновременно посветили фонариками в отверстый проем, и все отчетливо увидели контур старого сундука.
— Из Швейцарии приехал господин Семереди, — заговорил декан. — Он попросил у меня ключ от склепа, чтобы помолиться у гроба матери. Я не признался ему, что он молится всего лишь перед сундуком с золотом.
— Всего лишь!? — негодующе воскликнул кто-то.
Общими силами сундук вытащили и поставили на пол.
Декан вынул из кармана ключ на металлическом колечке и осенил себя крестом:
— In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen.
И дрожащей рукой повернул ключ в замке. Подняли тяжелую крышку. Все увидели горки красного бархата. Охваченный лихорадочным нетерпением, министр опустился перед сундуком на колени, осторожно вынул самый большой сверток, бережно размотал бархат, снял толстый слой ваты под ним, и вот в его руках засиял усыпанный драгоценными камнями епископский головной убор.
— Митра, тринадцатый век! — прошептал он благоговейно. — Даже если не думать о ее исторической значимости, если рассматривать просто как ценнейший памятник старины, то и тогда она стоит больше, чем символы королевской власти, в том числе и самая корона.
Все зачарованно смотрели на митру, затем министр опять закутал ее в вату и бархат, положил в сундук, запер его и аккуратно вложил ключ в бумажник. И вдруг улыбнулся.
— А хорошо бы мы выглядели, если бы господин Эсеки подшутил над нами и мы обнаружили бы в сундуке лишь кучу гравия.
Нехитрая шутка пришлась очень ко времени, напряжение сразу спало. В мрачных стенах склепа гулко отдавались веселые голоса.
