— Я знал, — сказал он, — что мельница пуста. Заметьте себе, если в доме никого нет, то и деревья вокруг стоят по-иному. Поверьте мне. Все говорит друг о друге в этом мире. Только люди порою глухи и слепы.
Он подступил ко мне и приложил руку цвета глины к моему лбу.
— Эге, да у вас жар, — сказал он. — Я сейчас.
— Куда он? — спросила я, когда тяжелая нижняя дверь шумно захлопнулась за ним.
— Принесет что-нибудь, — сказал Дюла. — Только не обижай его отказом принимать лекарство.
— Что ты! Я не обижу его, если даже лекарство окажется горше хинина. Не обижу, если даже оно не подействует. Ведь он такой славный человек! О нем ходят разные толки, и, возможно, в них есть доля правды — дескать, он большой плут, по старинке «добывает» дрова в лесу и всякое такое, но я думаю, что если бы не существовало таких людей, как Лакош или этот Вегвари или наши трактористы в ушанках, то жить, конечно, можно было бы, да только не стоило бы.
Дюла рассмеялся.
— Ты и поломав порядком голову не смогла бы поставить на одну доску трех более различных людей.
— Возможно. Но все-таки в них есть что-то общее по существу, не могу сказать что, но чувствую, что есть.
— То, что они обходятся с нами «по-людски»?
— И это тоже, разумеется. Люди такие эгоисты, хотя и отрицают это. Но не это главное, поверь, ну!
— Верю, ну!
— Не дразнись! Все равно скажу, погоди. Возможно, я скажу сейчас глупость, но они способны на самозабвение. Погоди! В них живет интерес. Погоди! Они не относятся наплевательски ко всему на свете. Словом, с ними можно было бы путешествовать по пустыне. А с каким-нибудь «товарищем Драбеком» нельзя, он ночью тайком выдует всю воду из твоей фляги, а утром с невинной харей будет уверять, что это не он.
— Лошадка, милая моя лошадка!
Тут мы услышали, как Лакош топает вверх по лестнице. Еще не отдышавшись, он сунул мне в руки кулек.
— Вот, — сказал он. — Заварите вместо чая и не жалейте, кладите побольше, как если бы вы заваривали липовый цвет.
— Будет сделано, — сказала я. — А сахар класть можно?
— Сколько угодно. Лишь бы выпить две чашки, одну за другой. А потом сразу в постель.
— Будет исполнено. А вы откроете, что это такое?
— Конечно, это не секрет. В основном цветы черной бузины и немного коры ветлы. Не бойтесь.
— Она не боится, — сказал Дюла.
— Я не боюсь, — сказала я.
Лакош был доволен. Он кругами ходил по комнате, словно тигр.
— Чертовы опилки, — пробормотал он, остановился перед печкой и смерил ее взглядом. Потом смерил взглядом стену и дыру дымохода. Снова сделал круг по комнате, снова остановился перед печкой и вперил взгляд в потолок.
