Ветер усилился, с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, и, когда мы вошли в ворота лесопильни, в воздухе уже кружились снежинки и в наши влажные лица откуда-то сверху, из-под визжащих пилорам летели опилки. Скажу без преувеличения: на всем обширном пространстве лесопильни слой опилок доходил как минимум до щиколотки, а там, где между груд досок и бревен двигались тракторы, машины и повозки, уже невозможно было определить, на какую глубину опилки втоптаны в глинистую грязь.
К нам подошел маленький человечек в фуфайке и берете, со складным метром в руках.
— Чего вы хотите?
— Опилок.
Мы попросили лопату и стали разворачивать наши мешки, — обычно я держала мешок, а Дюла насыпал, — начать можно было практически где угодно.
— Нам бы лопату, будьте добры, — повторила я.
Человечек в фуфайке все это время присматривался к нам и наконец промолвил:
— Лопату я дать могу. Но опилок нет!
Дюла отер с лица смешанные со снегом опилки и, глядя на меня, засмеялся.
— Нет, — сказал он и обвел широким жестом территорию лесопильни. — Нет опилок. Да здесь в них задохнуться можно.
— Вы, наверное, шутите, — сказала я и по-дурацки улыбнулась фуфайке.
— Нет, не шучу, — ответила фуфайка даже с некоторым сочувствием. — Для вас — нету.
— Почему? Кто же мы такие?
— Этого я не знаю. Но что не из госхоза, это точно. Госхозные не таскают мешки под мышкой. Они приезжают на машине, на тракторе, на чем угодно.
— Ты слышишь, Магдика, мы не госхозные?!
— Слышу.
Мы рассмеялись и бросили мешки на опилки. Человечек в фуфайке с сомнением смотрел на нас.
— А разве вы оттуда? — спросил он.
— Нет, нет. Мы не оттуда.
Человечек в фуфайке поднял свой метр.
— То-то и оно. Я никогда не ошибаюсь. И нечего смеяться. Я не собираюсь наживать себе неприятности.
— Ну, здесь у вас это очень возможно, — сказал Дюла.
— Опилки оприходованы. Разрешено давать только под цыплят.
— А вы представьте себе, что мы разводим цыплят, — сказала я.
Теперь засмеялась фуфайка.
— Речь идет только о государственных цыплятах. Но и это тоже оформляется: бумага, печать, накладные и прочее.
На нас уже смотрел весь двор, одна пилорама остановилась, и тонкий, черноусый человек в бараньей шапке и сапогах двинулся к нам, но вышедшая из конторы женщина — в овчинном тулупе, со строгим пучком волос на голове, в руках голубая пластиковая папка, — подоспела раньше.
— Вы откуда, товарищи?
— Рекомендательного письма от министра у нас нет, — сказал Дюла. — Мы хотим купить несколько мешков опилок, только и всего. Наберем, отмерим, расплатимся.
