Изо рта шел пар, сушняк сжимал горло до боли, голову было тяжко повернуть. Ленька ткнул Люську кулаком. Бесполезно. Может, заболела?
Надел старую куртку, подаренную с осени Надиным Вовкой, взялся откапывать дверь от снега. Замело их.
— Ленька, вы там живые? — Услышал он голос Нади за дверью. Она возвращалась от бабки Студенихи, которой каждое утро приносила свежий озерский белый хлеб и продукты. — Я смотрю, замело, а вы третий день не выходите. И печка не топится.
Ленька надавил плечом, протиснулся кое-как в проем. Вытянул лопату.
— Люська не поднимается. Лежит.
— Со вчерашнего? — поинтересовалась Надя.
Ленька почесал кудлатую голову черным корявым пальцем.
— Дня два уже. А может, три.
— И что? Ссать не вставала? А пить-есть?
— Нет, кажется.
— И что же ты думаешь себе?!
Через полчаса Ленька привел фельдшерицу. Надя, дожидавшаяся ее прихода у своего окна, накинув пальтишко, побежала к Ваке.
Татьяна поохала, оглядываясь на полное запустение в доме, потянула носом застойный воздух, поругалась про себя, что зря не надела маску, прежде, чем входить в такую клоаку, где вдоль стены стоят ведра с замерзшими нечистотами, потом открыла свой чемоданчик, чтобы померить Люське давление. Надю это возмутило.
— Ты растолкай ее сначала. Лоб потрогай. Больно подозрительно она лежит.
«Как кусок замороженного мяса». Едва не добавила.
Татьяна приложила свою белую пухлую ручку ко лбу пациентки, и тут же вскрикнула.
— Мертвая она!
Люську увезли. На второй день приехал старший сын, забрал бабку и сестру. Вака сбежал, чтоб не попасться ему под руку.
Напрасно Надя понадеялась. Не могла Шмара так просто оставить уютного, как диванчик Вовку. С работы ее вскоре выгнали по причине грубого и скандального характера, денег на съем квартиры не было вовсе — она нашла собутыльников и поселилась в веселой и грязной коммуне таких же отвязных и разбитных молодчиков. Она поняла, что Надя с Вовушкой обманули ее, и Вовка в Анжерку не уехал. Он просто сменил место работы и квартиру. Она кружила по городу, как охотничья собака. Город маленький, рано или поздно она должна была его встретить. И она его нашла. Оказывается, он работал таксистом.
Ничего не стоило узнать место нового Вовкиного обитания. Тонька готова была валяться у него в ногах, молить пощады и заклинать своей неугасимой любовью. Вовка добрый. Он бы простил.
Но когда она увидела его с Настей, поняла, он потерян для нее навсегда. Страшная и красивая одновременно, ухоженная и модно одетая Настя повергла ее в ужас. Вовка был приклеен к этой напомаженной Крошечке-Хаврошечке, клеем «Момент» — ладошка к ладошке. Он обнимал ее, подавал ей руку, смотрел на нее таким, обожающим, нежно-голубым взглядом, какой видела она всего однажды, и то в американском кино.
