— Не выдумывай!
— Спроси у матери своей, у отца, которых ты считаешь своими родителями, как семнадцать лет назад они корзину на крыльце нашли, а в ней ребёнка с запиской, как его наречь…
— Ты всё врёшь! — Ни один мускул не дрогнул на лице Антипа. — Хочешь, чтобы я вытащил тебя…
— Подай шест, поганец! — закричал Изот, уже захлебываясь и больше погружаясь в трясину.
— На, дядя! — восторженно-озверело закричал Антип и помахал шестом над головой Изота.
Тот вскинул руку, чтобы поймать конец палки, но не дотянулся, и глубже погрузился в трясину.
— Будь ты проклят, выродок, — прохрипел Изот, выплевывая попавшую в рот болотную муть. — Будь ты…
— Ты ещё проклинать, попрошайка! — Лицо Антипа стало красным, как и его волосы. — Так на тебе!.. Получай! — Он растянул в змеистой улыбке рот и упер роготульку в грудь Изота, погружая его в трясину.
Изот в последний раз увидел лицо Антипа, искажённое злобой, которую он не ожидал от парня, и уже захлебываясь, понял, что он так мучительно искал в его облике, который ему кого-то напоминал. Он увидел в его конвульсивно дёргающемся лице, в фигуре с вздыбленными руками, в линии спины и головы Филиппа Косого. Так вот кого он спас! Его сына. Тогда говорили, что Степан горшечник взял Дуняшку с нагуленным ребёнком. Прикрыл девичий стыд. Не зря, видать, говорили, что ребенок был от Косого…
Антип лихорадочно стал развязывать мешок, в котором лежал топор, подрубил берёзку, наклонил её, и стал пробираться ползком к тому месту, где засосало Изота. Добравшись, запустил руку в жижу, пошарил в чёрно-грязном месиве. На поверхности показалась голова ключника, облепленная грязью — Антип держал её за волосы. Другую руку запустил под одежду. Нащупал, что искал и с силой дёрнул. В руке был зажат «рыбий зуб» с остатком бечёвки. Разжал руку и посмотрел, как безжизненная голова Изота скрылась в трясине.
Глава тринадцатая
Завещание поручика
Деревянный господский дом с мезонином, в котором жил последние годы отставной поручик Олантьев, стоял в окружении обширного парка, изрядно запущенного, на краю села, на возвышенном месте. Широкий въезд, обсаженный липами, с кирпичными столбами ворот, замощённый битым кирпичом и мелкой галькой, зарастал кустами и чертополохом. Барин не выезжал, к нему никто не езживал, за дорогой не следили, и мощная растительность летом, как только приходили тёплые дни, сокрушая всё на своём пути к солнцу, дробила кирпич и переворачивала гальку, заполоняя собой пространство. Зимой дорога не чистилась, ворота не закрывались, лишь к калитке вела узкая тропинка, натоптанная оставшимися слугами Олантьева.
