Он высвободил из рук Изота ружьё, которое тот держал, словно клещами, снял котомку с плеч.
— Силы есть подняться?
— Соберу, — ответил Изот, неуклюже поднимаясь с лавки.
— Клади руку на плечо. Вот так… Эк тебя угораздило! Говорил ведь тебе — дождись лета. Пошто понесло в такую даль!
В бане, дышащей теплом, Маркел раздел Изота.
— Ложись на полок, — приказал он работнику. — Антип, я сам управлюсь. Сходи в избу, принеси одёжу и там… в шкапчике, в углу, бутылка с водкой… Захвати, пусть выпьет после пару…
— Он же в рот не берёт, тять!
— Не твоё дело. Неси! Вишь, занемог человек. Не для пьянства несёшь, а для ради поправки здоровья. Не мешкай!
Маркел попарил Изота, влил ему в рот, хотя тот и противился, водки, переодел в чистую сухую одежду, завернул в тулуп и довёл до избы. Вдвоем с Антипом они посадили его на печь.
— К утру лихоманка пройдёт, — сказал Маркел. Вытащил зубами пробку из бутылки и отпил из горлышка.
— Ты-то зачем, отец? — спросила с укоризной Прасковья.
— За кумпанию. Чтоб спина не болела, — ответил мельник, опоражнивая бутылку. — Спину надорвал, таща его. Тяжёл Изот, под десять пудов, поди.
Пока отец с матерью хлопотали возле Изота, Антип развязал его мешок и вытащил оттуда потир, блеснувший золотыми боками.
— Мамань, — сказал он тихо. — Смотри, что я у Изота нашёл? — Он показал потир.
Прасковья взглянула на золотую чашу.
— Откуда она у него?
— Не знаю.
Подошёл Маркел, услышавший разговор. Взял потир в руки, долго разглядывал его.
— Золотой, — пробормотал он. — Я такие чаши в церкви видел. Причащают из таких вроде бы…
— Возносятся святые дары, — проговорила Прасковья.
— В скит ли он ходил? — спросил Антип, усмехаясь. — Может, промышлял на большой дороге?..
Ни отец, ни мать ему не ответили. Прасковья спросила Маркела:
— Что ж теперь с ней делать?
— А ничего. Положь обратно в мешок. Завтра спросим, откудова у него такая вещь.
Утром Изот чувствовал себя хорошо. Он самостоятельно спустился с печи.
— Спасибо, хозяева, за заботу.
— Не за что, — ответила Прасковья. — Уж какой ты вчера-то был… Тебе дня два на улицу нечего выходить, надо выздоравливать. Лежи дома.
— А где мой мешок? — спросил Изот. — Не потерял ли я его?
— Здесь, здесь. Я его в твою каморку отнесла.
Изот вздохнул и больше не проронил ни слова.
Вечером, когда ужинали, Изот принёс мешок, достал из него потир и поставил на стол. Чаша заиграла золотыми боками.
— Вот, — сказал Изот. — Принёс из скита. Мне он ни к чему, отдаю вам за вашу заботу и ласку. — Он взглянул на Антипа. — Продадите, поправите дела в хозяйстве. Можешь мельницу выкупить, — повернулся он к мельнику.
