День был в самом разгаре, морозный и солнечный. Ноги сами несли Изота по заснеженному болоту. В каждом кусте, в каждой присыпанной снегом кочке, в каждом скрюченном от недостатка живительной силы деревце, упрямо тянувшемся к солнцу, узнавал родное и знакомое, и готов был перед каждым из них припасть на колени и молиться, что опять довелось увидеть их.
Вот и лесная сторожка. Не сторожка, а то, что от неё осталось. Заметённые снегом останки её не видны, но сколько она вызвала чувств! Под её руинами покоятся кости злодеев, протянувших жадные руки к достоянию скита и нашедших такую же страшную смерть в пожирающем пламени, как и десятки невинных, сожжённых ими людей.
Чтобы не поддаваться обуревавшим его мыслям при виде занесённого пространства, хранившего следы трагедии, Изот быстро отправился дальше.
Через час с небольшим он подошёл к роднику. Тот не иссяк, и его водоносная жила также выбрасывала на поверхность холодную струю. Хотя ему не хотелось пить, Изот не утерпел и зачерпнул в горсть воды и припал к ней губами, как когда-то в далёкие годы, полный радостных мыслей и чувств.
С содроганием сердца подходил к скиту, который оставил без малого два десятка лет назад. Поднявшись на холм, с сильно бьющимся сердцем оглядел белое безмолвное пространство. Место, где располагался скит, сузилось под натиском разросшегося леса. Подлесок подступил почти что к самому центру. Лишь в середине осталось голое пространство не более десятины, на котором не росло ни кустика, ни деревца. Изот пересёк его и повернул на кладбище.
От часовни остался только остов. Ветры и дожди, снегопады и зной довершали своё дело. Крылечко сгнило, оградка тоже. Здесь отпевали его отца и мать, здесь он выбрался из огненного ада, здесь помолился за всех скитников, невинно убиенных, чтобы Господь даровал им царствие небесное.
Кладбище было погребено под толстым слоем снега. Изот нашёл могилы отца с матерью. Кресты сгнили и повалились, но место это он хорошо знал — на юг сорок шагов от могучей ели. На могиле Кирилла дубовый крест сохранился. Теперь её окружали молодые берёзки, и Изот успокоился, что всё осталось по-прежнему. Он боялся, что после его ухода и место, где был скит, и кладбище раскопают люди барина в поисках мурманского сундука. Он долго стоял на снегу, преклонив колени с непокрытой головой. На душе стало светлее, спокойнее, словно он встретил своих близких и поговорил с ними.
Ещё одно дело хотел совершить Изот по прибытии в скит. Может быть, самое главное, из-за которого он не стал ждать лета. Когда он уходил отсюда, золотую церковную чашу — потир — и остальную дорогую утварь он оставил не в подземелье, а закопал под корнями ели. Живя у мельника, не слыша худого слова в свой адрес, видя ровное отношение хозяев к себе, подумал: «А не отдать ли Маркелу с Прасковьей золотой потир?» Они подняли на ноги, взрастили Антипа, последнего из скитников, так почему не отблагодарить их за это.
