Джеймс обрел голос.
— Миссис Гэрисон…
— Аманда, — поправила она.
— Аманда… — оторопело повторил он. — Миссис Гэрисон, вы не должны так себя вести. В том смысле, что я…
— Вы умница, доктор! — перебила она. — Вы мне очень помогли — просто выручили. — Она улыбалась, словно не слышала, что он говорит. Натянула брючки, стала застегивать лифчик. — Это правда. Мне сразу так полегчало. Очень важно иногда выговориться. Излить то, что наболело. — Она взяла блузку и, к вящему удивлению Джеймса, открыла дверь. — Вам следует вызвать миссис Уотерс с журналом регистрации…
— По-моему, не стоит вам больше… — начал Джеймс, но осекся. — То есть, я хочу сказать, что вы не должны больше…
Он замолчал на полуслове, испуганный нескрываемой горечью, исказившей лицо женщины. В голове эхом прозвучали слова старого Кайта-Фортескью: «Вы не имеете права оставить разочарованной ни одну пациентку, чего бы она от вас ни добивалась… этим дамочкам не пилюли нужны, а жилетка, в которую можно выплакаться…!»
Джеймс встал. И, улыбаясь, сказал:
— Вам бы не мешало чуть-чуть прибавить в весе — фунтов десять хотя бы. Не волнуйтесь, от этого ваша красота не пострадает… Пожалуй, я выпишу вам тоник — для аппетита.
Подойдя к двери, он позвал:
— Миссис Уотерс! Принесите, пожалуйста, журнал.
И, в ожидании прихода регистраторши, приветливо улыбнулся своей пациентке. Аманда Гэрисон прошептала:
— Сегодня вечером встретимся, доктор? На оргии у Бьюкененов-Смитов?
Джеймс насторожился. Будь он собакой, вошедшая миссис Уотерс, заметила бы, что уши его стоят торчком… Целую неделю он вел целомудренный образ жизни, а тут сперва эта женщина, а потом ещё и…
Оргия?
— На какой день записать миссис Гэрисон, доктор? — тусклым голосом спросила миссис Уотерс.
На месте «Тихого омута», особняка Бьюкененов-Смитов, когда-то веке в семнадцатом, стояли, судя по всему, два коттеджа, которые в более поздние времена кто-то из следующих владельцев перестроил, объединил общей крышей и провел центральное отопление. Результат, по мнению Джеймса, вышел на славу. Толстенные — на века — дубовые стены, сводчатые потолки, просторные комнаты, окна в старинном стиле.
Сама же вечеринка поначалу показалась Джеймсу скучноватой. Около сорока совершенно безликих индивидуумов, разбившись кучками, вели какие-то разговоры, сосредоточенно чавкая, жевали бутерброды и потягивали напитки. По счастью, вскоре на выручку Джеймсу подоспела хозяйка; поначалу же, когда Китти только привела его, пыжась от гордости, словно шкипер пиратского судна с богатой добычей, Элинор Бьюкенен-Смит ещё возилась в кухне, и встретил их её муж Майкл. Это был грузный мужчина лет сорока пяти, с изрядным брюшком и сверкающей, гладко отполированной лысиной, словно в насмешку окруженной длинными и завивающимися рыжими волосами. Майкл вручил доктору и Китти по бокалу с коктейлем, представил паре первобытных недочеловеков, имена которых тут же вылетели у Джеймса из головы, и растворился в толпе. Услышав, что Джеймс — врач, неандертальцы принялись наперебой жаловаться ему на свои болячки, а один то и дело норовил задрать брючину и продемонстрировать Джеймсу застарелые варикозные вены. Беспомощно вытягивая шею и оглядываясь по сторонам, Джеймс заметил высокую и статную молодую женщину с золотистыми, зачесанными назад волосами, которая проталкивалась к нему. Когда их глаза встретились, женщина улыбнулась, приветливо замахала ему рукой, и Джеймс сразу понял — это и есть Элинор.
