— Король!
Решительной поступью вошел король. За ним следовал молодой человек, которого мадам де Ментенон ранее никогда не видела при дворе.
Хотя Людовик был на три года моложе, он казался намного старше вдовы Скаррона. Те, кто умел читать по этому сдержанному лицу — и мадам де Ментенон была из их числа — могли бы разгадать на нем признаки надвигающейся бури или, по меньшей мере, сильного волнения.
— Боже правый, что случилось, сир? — спросила маркиза, собираясь отвесить церемонный поклон.
Король знаком приказал молодому человеку отойти в сторону. Потом подошел к маркизе с распечатанным конвертом в руке:
— Мадам, я получил плохие новости…
— И изволили прийти разделить их со мной? — Вдова Скаррона не скрывала иронии.
— Я пришел спросить вашего мнения, с которым глубоко считаюсь, и прошу помочь оценить ситуацию, затрагивающую мои личные интересы и интересы всего королевства. Соблаговолите ознакомиться с посланием господина д’Аламеды.
— Главы Общества Иисуса?
— Да. Вы его отлично знаете — герцог представляет мое правительство в Мадриде.
— Господин д’Аламеда прислал вам письмо?.. С частным гонцом?
— Да, с этим молодым человеком.
И король указал на испуганного господина де Жюссака, стоявшего у двери. Мадам де Ментенон смерила барона взглядом.
— Ах, этот молодой человек!..
— Крестник герцога. Бриссак только что привел его ко мне.
Маркиза взяла конверт, но не торопилась взглянуть на письмо.
— Господин д’Аламеда, — продолжала она, — не тот ли это бывший епископ Ванна, который носил плащ мушкетера, прежде чем надел мантию и стихарь? Это, кажется, один из тех четырех мушкетеров со странными именами… Они еще заставили говорить о себе весь народ при покойном короле в период Фронды…
— Да, действительно… Но читайте, пожалуйста!
— Не он ли был другом Фуке и, чтобы смягчить этому последнему суровость вашего приговора, пытался заменить на троне законного монарха неким авантюристом, умершим в Бастилии семь или восемь лет назад?
Людовик нахмурил брови. Он не любил, когда ему напоминали это приключение юности, в котором он играл не очень благовидную роль.
— Мадам, — бросил государь сухо, — бывший епископ Ванна признал свою вину. Я простил, я забыл… Добавлю еще, что у господина д’Аламеды великие планы, и осуществить их может только король Франции. Мне нравится, что его честолюбие не уступает его верности.
Элион слушал, не понимая. Монарх продолжал настаивать:
— Прочтите же, я жду.
Маркиза быстро пробежала глазами послание. Старательный почерк был настолько мелок, как будто писавший боялся упустить какую-нибудь из мыслей, роившихся в его голове.
