— Ха! — воскликнул барон, ощущая прилив гордости. — Мой Элион действительно из того теста, на котором замешивают маршалов Франции. Были среди них и с более скромными талантами…
Путешественник поднялся с места.
— Базен! — приказал он. — Трость и шляпу!
Старый слуга, почтительно кланяясь, передал ему вещи. Лошади во дворе били копытами, в седле ждал форейтор, насвистывая старинную народную песенку.
Господин де Жюссак все еще размышлял.
— Ну же, — торопил Арамис, — решайтесь, время не ждет.
Барон тряхнул головой.
— Господин герцог, я оставляю сына себе.
Отнюдь не такого ответа ожидал бывший мушкетер от бывшего бригадира гвардейцев. Он полагал встретить радостные излияния благодарности. Отказ не столько обидел его, сколько удивил. Но ни один мускул не дрогнул на лице Арамиса.
— Хорошо, — сказал гость, — оставим это.
И совсем уже было собрался откланяться, но хозяин замка удержал его.
— Ну хорошо, давайте продолжим… Я оставляю сына, чтобы продлить себе жизнь, но после смерти завещаю его вам.
— Как?
— В таком возрасте, как у нас, становишься эгоистом. Оставьте его мне до великой минуты ухода… Когда этот миг настанет, когда Элион примет мой последний вздох с последним поцелуем, тогда вы призовете его и вылепите из него то, что заставит трепетать мою душу от радости и гордости, когда она будет парить в небесах вместе с душами трех ваших друзей — Атоса, Портоса и д’Артаньяна.
— А вы не подумали о том, — воскликнул путешественник с горечью, — что мы ровесники?! Кстати, я не обладаю таким здоровьем, которое сможет противостоять смерти. Вы только поглядите, я же готов переломиться от малейшего дуновения ветра, словно колос… Это я, имей сына, должен был бы просить вас стать ему руководителем и опорой.
— Ну нет! — воскликнул бывший бригадир с отчаянным озорством висельника. — У вас не слишком доброе выражение лица, такими, как вы, курносая пренебрегает. Эта нищенка виснет на том, кто над ней смеется… Я издеваюсь над ней, и как раз меня она схватит первым.
Однако подобная острота не произвела должного впечатления на экс-мушкетера.
— Так, значит, — продолжил де Жюссак, — вы готовы взвалить на себя моего молодца?
— Да, ради его же будущего.
— И будете ему опекуном?
— Нет, отцом.
— Спасибо.
Старики снова обнялись в жгучем порыве чувств, словно вернувшись в те времена, когда в их груди бились неискушенные сердца и им еще только предстояли долгие счастливые дни.
Через несколько минут экипаж, увозивший в Бордо необычного посланца его католического величества, скрылся за поворотом в облаке пыли. Топот копыт и звон бубенцов еще долго доносился до слуха старого де Жюссака.
