Шейла. Не вижу никакой разницы.
Берлинг. Не говори глупостей. Разница есть.
Шейла. Для меня — никакой. Для вас ее тоже не должно быть.
Миссис Берлинг. Шейла, ты рассуждаешь как ребенок.
Шейла(вспылив). Нет, не как ребенок! Если хотите знать, это вы оба рассуждаете как дети — пытаетесь не смотреть в лицо фактам.
Берлинг. Это что за разговоры?! Поговори еще так — мигом выйдешь вон из комнаты.
Эрик. Нашел чем пригрозить!
Шейла. Я и так собиралась уйти через минуту-другую. Но как же вы не понимаете, что если все, что обнаружилось сегодня, — правда, то не так уж и важно, кем был тот, кто вынудил нас сознаться. А ведь все это — правда, разве не так? Ты уволил девушку с одной работы, я добилась ее увольнения с другой. Джеральд содержал ее — как раз тогда, когда, как предполагалось, он был слишком занят, чтобы видеться со мной. Эрик… Что сделал Эрик, мы знаем. А мама своим бессердечным поступком нанесла последний удар, который ее и прикончил. Вот что важно, а вовсе не то, был ли этот человек полицейским инспектором.
Эрик. Для нас независимо ни от чего он был самым настоящим полицейским инспектором.
Шейла. Вот-вот, Эрик, это я и имела в виду. Но если то, что я скажу, может послужить вам хоть каким-нибудь утешением — меня-то это ничуть не утешает, — то, знаете, у меня все время было такое смутное ощущение, что он какой-то странный, необыкновенный. Совсем не похожий на обычного инспектора полиции…
Берлинг(довольно возбужденно). Верно, верно, я это тоже почувствовал. (Миссис Берлинг.) А ты?
Миссис Берлинг. Надо сказать, вел он себя самым необычным образом — так… так невежливо… так напористо…
Берлинг. А как он со мной разговаривал! Обрывал, просил помолчать, грубил… Все-таки он должен был бы помнить, что я бывший лорд-мэр, член суда и прочее. А потом, его манера говорить. Помните, как он говорил? Они так не разговаривают. Уж я-то знаю — имел дело с десятками полицейских следователей.
Шейла. Пусть так. Но все равно это ничего не меняет.
Миссис Берлинг. Разумеется, меняет — все меняет.
Эрик. Нет, Шейла права. Ничего не меняет.
Берлинг(сердито). Право же, просто смешно слышать от тебя подобное! Уж для кого-кого, а для тебя это в корне меняет все дело. Ты признался в краже денег, и теперь, когда ему все известно, он может использовать этот факт в ходе следствия, а затем, если понадобится, передать его на рассмотрение суда. Он ничем не сможет повредить ни матери, ни Шейле, ни мне — разве что заставит краснеть перед людьми, — но тебя он может погубить, сам понимаешь.
