— Золото — не проблема, — отрезала незнакомка. — Презренный металл… Штамп поставил — вот тебе и проба! И все бросятся пробу снимать! А нам навар! Понял, нет?
— Да как тебя зовут?
Граф начинал нервничать и понимал все яснее и яснее — «березка» перешла ему дорогу, чесслово. Вот и все. Коронованная и посвященная в высшие тайны магии, как пишут в объявлениях колдуньи, эти неприлично раздобревшие марины влади.
— Возьми меня к себе домой — там и узнаешь! — залукавила худыха. — Холодно мне здесь, Потапушка, одиноко… Я сколько тебя ждала…
— Еще бы не холодно… — проворчал Граф. — Одеваться по сезону надо, модница…
Он поднял голову — незнакомые птицы летели низконизко, острым черным углом прочертив подозрительно светлое, бесхитростно голубенькое небо.
— А камень? — спросил Потап.
— Да кто его бросит? — удивилась «березка». — Все мы не без греха… И счастливым ты быть хотел, помнится, а не наоборот. Что, неправда?
— Правда… — прошептал Граф. — Чесслово… Ох, я балда! Ничего не понимаю…
— А зачем тебе это, Потапушка? — пропела девица. — Чего-то там понимать… Люди жизнь проживают, до самого-самого конца, а так понять ничего и не могут.
Граф опять призадумался. И присмирел.
— Да? Разве? Но я как-то тут заблудился… Не знаю теперь, куда идти к дому… Где дорога-то?
— Иди за мной, Потапчик! — усмехнулась эта загадочная. — Главное, ты всегда иди за мной… След в след.
Что же там было написано, на том камне? — тщетно попытался вспомнить Граф.
Не вспомнил и махнул рукой. Ну и ладно… Еще ломать себе голову. Заболеть может.
— Пенталгин у меня есть, — сообщила «березка». И опустила руку в кармашек. И затихла. И задумалась о чем-то своем, девичьем.
— Эй! — крикнул Потап. — Ты чего ровно неживая? «Колесо» мне обещала… Болеутоляющее.
— Сейчас, сейчас, Потапушка, — заторопилась девица. — Сейчас… Все тебе будет… И «колесо» тоже. И вообще хорошо со мной… Никого другого не пожелаешь. А там, на перекрестке… Да там уже камня от камня не осталось!
— Чесслово? — удивился Граф. — Ну и хорошо! А то повадились дурить нашего брата! Пошли!..
И лесная дорожка, ласковая и плутоватая, охотно бросилась им под ноги рыжим ковриком…
— Приехали, — сказал рядом Сева.
Потап открыл глаза, поправил очки и весело отозвался:
— Если ты утром проснулся, значит, уже молоток и должен радоваться этому!
И подумал: что за сон такой был странный?.. Дурацкий до крайности… Они, правда, часто идиотические.
На перроне городка, куда наконец доставила приятелей астматически задыхающаяся припадочная электричка, стоял тоже явно недавно сошедший с какого-то поезда молодой парень интересного вида — в черном костюме с белой рубашкой, при галстучке, а в руке — огромный букет, празднично отороченный кокетливой юбочкой цветной бумаги.
