Интересные люди эти коллекционеры, забавные, порой думал Сева, глядя на Потапа. Всеволод видел когда-то парня, который купил где-то за сотню-другую долларов мятый и рваный пустой конверт — только из-за того, что на нем стоял очень качественный, крупный, хорошо сохранившийся штемпель «Дом ученых» с «антикварной» датой — 1967 год. Этой страсти даже можно было по-хорошему завидовать.
Дома Потап завел себе подзорную трубу на треножнике. Кто ни придет, сразу в восторге:
— О-о! Что у тебя есть!
И к трубе — смотреть.
Жаловался Потап:
— Ну, кто ни заявится в дом, все прямиком к этой трубе бросаются! Туды-растуды… Даже поговорить со мной толком не хотят.
Сева логично посоветовал:
— Так ты бы убрал эту трубу в шкаф. А то держишь ее на виду, а потом раздражаешься, что на нее люди обращают внимание. Конечно, будут обращать. Или уж спрячь ее, или не возмущайся.
Потап трубу не спрятал. Не для того он ее заводил, чтобы мариновать в шкафах или на антресолях. Гордость это его была, тайная и большая. А тут — прятать! И жаловался он показно, нарочито, чтобы еще раз напомнить, что там у него дома есть. И что дом его — необычный, не такой, как у всех.
Летом Потап перевозил мать на дачу. Дача стояла за двести километров от Москвы, еще пешком от станции приходилось топать минут сорок, но матери и Потапу нравился хилый дощатый домик с удобствами на дворе, и своя чахоточная морковка на грядках, и глина вокруг да около.
Другой семьи, кроме матери, у Потапа не было. Но дама сердца имелась. Давно. По имени Лора.
Увидев ее впервые, Сева сразу вспомнил навязчивый, упорный, как все хиты, хиток группы «Руки вверх»: «Ах, что ж ты страшная такая?! Ты такая страшная! И не накрашенная страшная, и накрашенная…»
Он смутился, покраснел, спрятал глаза, будто его гадкие мысли могли услышать, подумал о себе: а сам-то ты что за красавец? И разве человек виноват, что не вышел ни лицом, ни фигурой? Но поделать с собой ничего не мог, и всегда потом при упоминании имени Лоры память преданно подкидывала ему простенькие слова знаменательного хитка.
— Память, она порой опаснее СПИДа, — иногда смеялся Николай. — Такая же неизлечимая и навязчивая. Но СПИД хоть лечить пытаются, а ее-то кто станет трогать? Пусть живет…
Могучая собой Лора с мужем разошлась и растила дочку, которая, впрочем, росла больше сама по себе — Лоре было некогда ею заниматься. Она увлеченно играла в шахматы и вдобавок писала афоризмы. Потап их тоже писал. На этой афористической почве они и познакомились.
