Была еще заведующая редакцией.
Она подчинила Бакейкина не столько избытком энергии, как Ольга, а удивительной волей, несгибаемой ни при каких обстоятельствах. Заведующая, наоборот, не говорила совсем (этого делать она просто не умела), а только отдавала распоряжения. Возможно, она считала, что повелевать — единственная обязанность начальства. Сева и на работе больше молчал — он пытался угодить.
От одних требований — на работе — он уходил к другим требованиям — домой, а наутро возвращался в издательство… Скрюченный, хлипкий, жалкий, плелся он от школы, куда отводил Женьку, на работу. Те полчаса, что он проводил утром с дочкой, сжимая в руке маленькую ладошку, были лучшими в его жизни. Кажется, он даже распрямлялся чуть-чуть в эти минуты. Но взглядывал на дочь и снова бессильно съеживался: Женька сутулилась, горбилась, шаркала ногами… Что тяготило ее в восемь лет, почему она с такой страшной точностью повторила отца, его неумение стоять и ходить прямо?
Авторы его терпеть не могли. Самым большим наслаждением Бакейкина было найти в рукописи ошибку: запятую, поставленную не на своем месте, стилистический ляп или фактическую неточность. И тогда на полях рукописи появлялись размышления о характере ошибки и ее месте и значении в творчестве данного автора. Сева любил писать на полях много, подробно. Это стало его методом общения, потому что спорить с авторами он боялся — они тоже давили его. Глаза у Севы испуганно разбегались, не сосредотачиваясь на собеседнике, словно он безнадежно косил. Кто-то из авторов прозвал его Обмылком — прозвище понравилось и осталось. Всеволод это знал и не обращал внимания. Он жил по инерции, не обремененный никакими стремлениями, усилиями и обидами. Только весной его очень мучила язва — отцовское наследство.
Правда, одно незаявленное желание все-таки существовало: как можно дольше просидеть вечером возле Женьки в тишине, без Ольгиного уверенного голоса, без ее напоминаний и бесконечных рассказов. Но даже мечтать об этом было роскошью, которую Бакейкин себе позволить не мог.
Ольга спала. Сева сидел в тишине возле Женьки и ни о чем не думал. Его блаженство оборвалось негодующим возгласом:
— Всеволод, ты что же делаешь? Тебе нельзя всю ночь не спать!
Женька завозилась в кровати и энергичнее зашмыгала носом.
Потом Сева вел ее за руку в школу, с беспокойством оглядывая маленькую понурую фигурку. Ольга решила, что сегодня Женя в школу пойти может: температуры нет.
