— Холодно, — сказал Баранчук.
— Не лето, — подтвердила она.
Эдик сделал широкий приглашающий жест.
— Прошу ко мне в машину, — вроде бы естественно произнес он, сам чувствуя постыдную фальшь собственной интонации. — Прокачу по трассе.
— Спасибо, у меня своя есть, — безразлично ответила Паша.
— Разве это машина? — криво усмехнулся Баранчук, испытывая отвращение к самому себе за неуместную галантность.
Он повернулся и с деловитой небрежностью отягощенного заботами человека зашагал к своему свирепому МАЗу.
— Эй! — крикнула она ему в спину. — Я не могу, у меня еще три термоса осталось…
Но он не ответил, не обернулся, прыгнул в кабину и, привычно рванув вибрирующий рычаг, погнал машину. Веселые, красно светящиеся стоп-сигналы еще какое-то время мелькали вдали, но вскоре исчезли, так, словно и не было здесь адского водителя Баранчука.
Паша смотрела ему вслед, пока не затих вдали шум мотора и не появились другие фары очередного водителя, тоже мечтающего о горячем чае со сгущенкой. Девушка поежилась и пошла к своему «зилку» за новым термосом.
Стародубцев, несмотря на свое преклонение перед укладом жизни граждан древнегреческого государства Спарты, Пашину идею с термосами принял с восторгом: дед был суров, грубоват, но до смерти любил своих шоферов и был им настоящим отцом-командиром.
«Ну и ежик этот их хваленый ас, — думала Паша, забравшись в теплую кабину. — Лицо каменное, а глаза добрые, как будто два человека в нем. Симпатичный…»
«Артистка, — мысленно ворчал Баранчук. — Из этих, из романтиков… И чего это я с ней язык распустил?»
Вообще-то в их судьбах было мало общего. Разве что профессия и город, в котором они родились. Но было еще одно обстоятельство, роднившее их и скрываемое ими: и его, и ее на Север привело несчастье… Это они оба пока что скрывали, но, может быть, именно поэтому их подспудно тянуло друг к другу, хотя признаться в этом, пусть даже себе, ни он, ни она не желали…
Когда Паше исполнилось семь лет — дома ее звали Полиной, — отец ушел из семьи. С матерью они остались втроем, у нее была еще трехлетняя сестренка Вера. А спустя полгода родилась Катя. Так и жили они вчетвером у старшей материной сестры, вечно попрекавшей своей добротой. Жили в двух небольших комнатушках старого двухэтажного дома в одном из Троицких переулков у Самотечной площади.
Что и говорить, детство у Полины было не слишком радостным. Отец после развода исчез и алименты не присылал. Мать много работала, пытаясь дать девочкам самое необходимое. Так и стала Полина маленькой хозяйкой в семье: училась, возилась с сестренками, готовила, стирала, бегала за продуктами, словом, делала все, что по дому обычно делают взрослые. Так она и повзрослела к седьмому классу.
