— Что это он у вас такой бешеный? — спросила Паша, не отрывая глаз от двери.
Стародубцев вздохнул:
— Лучший водитель… Но характер — не приведи господь.
В это время Эдуард Никитович Баранчук, признанный ас передвижной механизированной колонны, двадцати четырех лет от роду, беспартийный, русский, неженатый, не участвовавший и не бывавший, однако уже представленный к правительственной награде, шел единственной улицей поселка, и думы его были невеселы.
За время чаепития на дворе развиднелось, туман стал рассеиваться, что означало потепление, во всяком случае до минус тридцати — тридцати пяти.
Нынешняя хандра Эдуарда Никитовича все же имела под собой реальную причину: не хотелось ему этой медали «За трудовую доблесть». А Стародубцев тот вообще размахнулся на орден Трудового Красного Знамени. Но в главке начальнику колонны вежливо намекнули, что вверенное ему подразделение хоть и на хорошем счету, но не самое первое в регионе. И еще: скромность украшает даже заслуженных людей. Пришлось Стародубцеву соглашаться на «Трудовую доблесть», не без основания предположив, что орденоносцы украсят ряды его водителей в ближайшем будущем.
Эдуард узнал о том, что он возглавил список представленных к награде уже тогда, когда пакет был благополучно передан командиру вертолета геофизиков, а сама «вертушка» лениво вращала винтами неподалеку от бани, готовясь взлететь.
Эдуард кинулся к начальнику, ворвался в его вагончик и гневно потребовал задержать вертолет и вычеркнуть его имя из списка. Стародубцев поначалу опешил, а потом поинтересовался: дескать, какие мотивы движут Эдуардом Никитовичем? На это Баранчук сразу вразумительного ответа не дал, но спустя секунды нашелся и, встав в позу, заявил:
— Я — недостоин.
— Достоин, достоин, — отмахнулся начальник.
И поскольку на этом все аргументы строптивого водителя истощились, он и пошел к двери, бурча себе под нос такое, чего Виктору Васильевичу Стародубцеву лучше бы и не слышать.
Это событие имело место вчера, а сегодня «адский водитель» Эдуард Баранчук на работу не вышел. Неторопливой походкой двигался он в сторону своего вагончика, и, как уже было замечено, мысли обуревали его далеко не веселые.
Дело в том, что в прошлом Эдуарда Никитовича произошло нечто такое, о чем он предпочитал умалчивать. Нет, он, конечно, не считал, что недостоин правительственной награды. Но, как ему казалось, связанная с этим награждением проверка его анкетных данных могла выявить некий факт из его биографии, а точнее, как он считал в глубине души, роковую несправедливость судьбы. И вот тут-то все и рушилось и, возможно, даже грозило тюрьмой… Да еще появилась эта таксистка — вот бы не подумал, что такие у них работали, — и она могла кое-что знать или слышать. Короче, настроение у Эдуарда Никитовича было гнусное, а выхода в ближайшие полчаса не предвиделось…
