Мамина дочка | страница 73
Я бросила взгляд на стену над кроватью. Там все так же висела порыжевшая картинка, котята в металлической рамке. А за ними — портрет моего гипотетического отца. Надо бы когда-нибудь посмотреть на него. И запрятать подальше — или совсем выбросить.
В дверь позвонили. Я вздрогнула, приросла к полу. Ну кто, скажите на милость, может звонить в квартиру, в которой уже много лет никто не живет? Может, это грабители пришли проверить давно присмотренный объект? Несколько секунд я колебалась: затаиться или открыть? За дверью была тишина. Когда через полминуты звонок повторился, я, уже не раздумывая, побежала в прихожую и распахнула дверь настежь.
На пороге стоял Марк. Я так растерялась, что спросила его почти сердито:
— Зачем пришел?
— Ты меня искала, — не то спросил, не то сообщил Марк.
— Ничего подобного! Я вообще с мамой в больнице все время провожу.
— Я знаю, — кивнул Марк. — Но твоя мама спросила обо мне моего отца. Ты сказала ей, что я где-то далеко. Отец передал мне. Я решил сам зайти и сообщить, что я на самом деле очень близко. И все время был неподалеку.
Я посмотрела на него недоуменным взглядом. Марк пытался улыбаться, но глаза были невеселые. Я пожала плечами:
— А Люба сказала мне, что вы уезжаете за границу, на постоянное место жительства. Я думала, это уже произошло.
Марк перестал улыбаться:
— Когда она тебе это сказала?
— Пару недель назад, в больнице.
Марк переступил с ноги на ногу, выразительно посмотрел на порог. Но я так и не сообразила пригласить его в квартиру.
— Да, — сказал он. — Люба действительно собирается уехать к родителям. Это произойдет, когда будут окончательно оформлены все документы, как выездные, так и… наши с ней.
Пресловутое слово «развод» Марк сумел обойти.
Вот тут я растерялась:
— Но почему же Люба мне сказала, что вы уезжаете вдвоем?
— Ну, такой уж у нее характер, — печально произнес Марк. — Увидела тебя и не смогла удержаться, понимаешь? Ты уж ее извини. И меня тоже. Если сможешь, конечно.
В самый разгар весны, когда окончательно отступили сырые холода, мама вышла из больницы. До ее окончательного восстановления мы решили жить в нашей квартире. На следующий день ошалевшая от свободы мама потащила меня в салон выбирать свадебное платье. Я удивилась, — раньше мама видеть не могла эти молочно-кружевные одежки.
Конечно, мы ничего не купили. Мама заставила меня примерить каждое платье, а потом удовлетворенно заметила, что я слишком хороша для этого варварского безобразия. Пока я в кабинке освобождалась от тысячи пуговок и застежек, мама куда-то исчезла и появилась снова — в великолепном красном платье со шлейфом. Платье ей очень шло.