В начале 1943 года на протяжении нескольких месяцев молодые супруги жили по Эрчвуд-стрит, 14747, в Ван-Найсе — в доме родителей Доухерти, которые на какое-то время выехали из Лос-Анджелеса. Джим по-прежнему продолжал работать в фирме «Локхид», где его сослуживец, будущий актер Роберт Митчам, обратил внимание, что Доухерти каждый день приносит на работу один и тот же стандартный ленч: бутерброд с крутым яйцом.
— Что, твоя старушенция каждый день делает тебе одинаковый бутерброд? — спросил Митчам.
— Тебе обязательно надо повидать эту самую старушенцию! — откликнулся Доухерти.
Ответ был вполне в стиле Митчама:
— Надеюсь, она выглядит лучше, чем этот твой бутерброд с яйцом.
Вскоре Доухерти принес фотографию жены. Митчам пришел к выводу, что эта девушка никоим образом не ассоциируется со злополучными бутербродами. Когда через несколько дней он по случаю встретился с юной женой приятеля, ему показалось, что она — «очень робкая и милая особа, но среди людей чувствует себя не особенно хорошо».
В середине 1943 года родители Доухерти возвратились обратно на Эрчвуд-стрит и молодая семья перебралась на несколько месяцев в дом на Боссемер-стрит, тоже в Ван-Найсе. Здесь в свободное время они начали встречаться с другими супружескими парами: молодым художником и его невестой, бухгалтершей, двумя студентами-медиками и их женами. Норма Джин попросила новых знакомых принести к ним в дом свои грампластинки и организовала парочку вечеринок с танцами, во время которых, к крайнему изумлению Джима, чуть ли ни в первую же секунду преображалась из преувеличенно стыдливой хозяйки дома в талантливую актрису. Она обожала танцевать, разбивала пары, переходя от одного партнера к другому, заливалась смехом и без конца кружилась. Джим становился ревнивым, видя, как действуют на мужчин ее полные очарования движения. «Норма Джин была слишком красива, — вспоминала Элида, сестра Джима. — Она ничего не могла поделать, когда жены друзей, глядя на нее, испытывали такую зависть, что охотно сбросили бы ее со скалы». Тем летом, как вспоминает Доухерти, во время уик-эндов они часто выбирались позагорать на пляж в Санта-Монике или в лос-анджелесской Венеции, где Норма Джин привлекала всеобщее внимание, «поскольку [как утверждал Джим] носила купальник на два номера меньше, чем надо было!».
Когда они жили в Ван-Найсе, Норма Джин приютила отбившуюся от какого-то дома шотландскую овчарку-колли, к которой очень сильно привязалась, — она дала псу имя Маггси и каждый день уделяла много часов вычесыванию и купанию собаки, а также ее дрессировке. Если Норма Джин не занималась Маггси, то основную часть дня посвящала уходу за собственной внешностью и культивированию своей красоты. Она постоянно опробовала новую косметику, принимала длительные ванны и множество раз в день промывала лицо водой с мылом, чтобы предотвратить появление прыщиков и (как она верила) улучшить кожное кровообращение. Казалось, что своими неустанными усилиями по совершенствованию своей красоты она стремится достичь идеала, который не может быть претворен в жизнь, создать такой образец безупречности, который был бы признан всеми, — словом, в этот период она хотела считаться красавицей даже в большей степени, чем в ту пору, когда упорно работала над достижением той же цели в средней школе. «В вопросах собственной внешности она была перфекционисткой, — вспоминает Доухерти. — Если она чем-либо и выделялась, то чрезмерно критическим отношением к себе».
