В конце января Джима снова призвали на военную службу на Тихом океане, где американский торговый флот после победы союзников оказывал помощь в транспортировке людей и имущества обратно в Европу и в Соединенные Штаты. На прощание он сказал жене о своих надеждах на то, что за несколько месяцев до момента его возвращения она поумнеет.
Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она время от времени приглашала свою приемную дочь в Ван-Найс на совместный обед или на уик-энд, но неизменно получала отказ. Частично это могло быть связано с желанием Нормы Джин как можно дальше отойти от прошлого, но существовала и иная, гораздо более прозаическая и тревожная причина, по которой она стремилась держаться на определенном расстоянии от Грейс. В 1946 году та была уже сложившейся алкоголичкой, временами до неприличия фривольной и шумной, а временами подавленной и отсутствующей, целиком погруженной в свои мысли. Точно так же как и в случае Глэдис, поведение Грейс перестало поддаваться прогнозированию.
Из своего маленького пристанища, расположенного под квартирой Аны Лоуэр, Норма Джин выходила главным образом лишь для того, чтобы поработать фотомоделью и манекенщицей. Эммелайн Снивели разослала во все концы города множество ее самых разнообразных снимков, которые циркулировали по офисам художников и фотографов Лос-Анджелеса, и чуть ли не ежедневно в «Синей книге» раздавались звонки с предложениями.
В феврале Норма Джин позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду, который находился под впечатлением ее «взгляда, выражающего печаль невзирая на улыбающееся лицо». Как ранее Коновера и де Динеса, она очаровала его своей готовностью сотрудничать и желанием нравиться. «Мне приходилось неделями ждать, чтобы завоевать ее поцелуй», — поделился Бернсайд через много лет; отсюда было уже совсем недалеко и до более тесной близости. В первую очередь она любила фотографический аппарат, который, по словам Бернсайда, «льстил ей», а следом за ним любила того мужчину, который держал его в руках. Однако Норма Джин не была хищной молоденькой кинозвездочкой-старлеткой, предлагавшей секс взамен за продвижение собственной карьеры. Бернсайд прекрасно помнит «ее робость и чувство неуверенности. Она не любила, чтобы к ней прикасались слишком рано. Нельзя было и подумать о том, чтобы взять ее силой».
Норма Джин быстро, просто на глазах менялась. Она по-прежнему была закрепощенной и неуверенной в себе, боялась, примут ли ее и одобрят ли, время от времени заикалась в процессе разговора, но сейчас она научилась отдаваться камере — с целью получить снимок, или фотографу — влекомая исключительно сексом. Как Бернсайд, так и другие завоевали благодарность Нормы Джин своим профессиональным талантом, она же выражала свою признательность телом. Бернсайд, однако, вскоре закончил их роман. Норма Джин прислала ему такое стихотворение:
