Я всмотрелся.
В помещение скользнула шустрая черная тень. Двери захлопнулись с тяжелым бумом.
Я дернул Кулю за руку.
— Пошли туда.
Он проследил за моим взглядом и презрительно скривился.
— В церковь? Помолиться хочешь перед смертью?
— Там кто-то есть. Я видел.
— Тухлый вариант, братуха. И вообще… я атеист.
— И что? Там в любом случае безопаснее, чем здесь. Пошли.
И мы, пыхтя, потопали к церкви. Куля подошел к двойным дверям и стал нещадно молотить по ним ногами. Тишину сотряс тяжелый грохот.
— Эй! Открой!
Ответа не последовало. Только протестующе скрипнули петли.
— Твою мать! Открой! Мы знаем, что ты там!
Тут меня окончательно скрутило. Боль вспыхнула такая резкая и жгучая, что я согнулся.
— Куля, блин…
— Да что там у тебя?!
В этот момент я поднял майку. На животе, в двух сантиметрах от пупка, виднелись свежие следы от человеческих зубов. Болезненные, рваные. Рана обильно кровоточила, майка и шорты покрылись темно — алыми пятнами.
— Вот черт…
Я поднял голову.
На меня смотрело дуло пистолета.
— Тебя укусили! — выпалил Куля дрожащими губами.
Пистолет в руках у друга сухо щелкнул. Палец лег на спусковой крючок. Куля не спрашивал, он утверждал. И был всерьез настроен прострелить мне черепушку.
— Стой! — я вскинул руки и с мольбой уставился на друга.
Тот отпрянул от меня, словно от черта. Щеки замело бледно-меловой краской.
— Братуха, я не верю… Как?! Ты станешь зомбаком!
Я и сам не мог прийти в себя от ужаса. Боль в животе уже не ощущалась. Ее занял страх — безвыходный, опустошающий. Когда меня успели укусить? Я ни черта не помню! Сколько времени пройдет, прежде чем у меня начнут отваливаться конечности и мне захочется человеческой плоти?
— Зомби, зомби, зомби… — повторял друг, словно мантру.
— Пристрели меня уже! Чего ты ждешь?!
Двери позади со скрипом распахнулись. Шею обдало колючим ветром.
Мы обернулись.
В проеме крупной тенью вырисовывался грузный силуэт в черном балахоне. До груди топорщилась растрепанная борода, лицо горело розовато-красным, словно его обладатель только что отбегал марафон. Глаза смотрели пристально и с нескрываемой враждой.
Но это было не самое страшное. В руках у батюшки была двустволка и смотрела в нашу сторону.
— Живые? — тихо спросил он.
— Слепой? Конечно же, живые! — огрызнулся Куля. — Опусти ружье!
— Простите, — начал я. — Мы просто…
— Чего надо? — оборвал меня священник.
Я изумленно вылупился на святошу.
Странно. Батюшку я представлял себе открытым, добрым и отзывчивым. А этот был какой-то агрессивный, явно не настроенный на разговор.
